Сын полка

Первый день войны Разин встретил в Измаиле, на самой границе с Румынией, куда приехал на побывку к маме из Одессы, где учился в военно-морской спецшколе. В городе познакомился с артиллеристами из морской батареи, которых отпустили в увольнительную. Ночью несколько раз объявлялась учебная тревога, и когда под утро 22 июня зазвучала сирена, поначалу моряки даже не поняли, что на сей раз война всерьез… И лишь когда полетели бомбы, стало ясно, что мирная жизнь кончилась. На другой день Разин (видно его не зря назвали в честь лихого атамана), попрощавшись с мамой, пришел на батарею: «Возьмите меня добровольцем». Хотя ему тогда едва исполнилось 17, комбат зачислил недоучившегося курсанта в сыны полка.

…Впрочем, защиту Родины Любецкие всегда считали и своим семейным долгом. Отец Павел Михайлович был из обедневшего польского дворянского рода, работал земским врачом. Еще в молодости увлекся большевистскими идеалами, вступил в партию. Командуя рабочим отрядом, участвовал в штурме Зимнего, встречался с Лениным, Троцким, Фрунзе, Коссиором. В гражданскую был комиссаром 9-й Красной армии, геройски сражался с белыми, а в 20-е перебросили «на культурный фронт» — возглавил Одесский театр оперы и балета. Но в 1928, когда сыну было всего 3 года, умер от туберкулеза. Разина воспитывала мать — директор детского приюта.

И парень не посрамил семейной чести. В составе Дунайской флотилии отстаивал каждую пядь морских рубежей, но под напором немецко-румынских войск пришлось отступить в Одессу, потом — Очаков, Херсон, Николаев… И сегодня в его памяти жаркие бои на Днепре, у поселка Голая пристань, на Нинзбургской косе, где отбивали яростные атаки фашистов. Врагу артиллеристы не сдались: утопив батареи, уплыли на баржах в Стрелецкую бухту Севастополя. Потом — Керчь, Тамань… Попытки отбить Керчь в январе 1942 го закончились неудачей — героический десант был сброшен в море. Моряки, занявшие старую генуэзскую крепость, держались до последнего, но ночью по приказу их перебросили в Анапу.

Морпеху черт не брат!

— Из остатков нашей флотилии сформировали подразделения морской пехоты, — вспоминает Разин Любецкий. — Немцы нас за бесстрашие прозвали «морскими дьяволами», и в рукопашном бою морпехи доказали, что они лучшие. Не раз хаживали в штыковые атаки у села Борисовка под Новороссийском, под Туапсе, где немец рвался через горы к морю, чтобы отрезать город от Сочинской трассы. Но матросы стояли насмерть, и это ему не удалось. Как то под станицей Ахтырской мы несколько дней держали оборону, а потом — врукопашную! И — очистили горы от врага. В той атаке погиб мой друг Ваня Курский, многие другие товарищи. А меня ударил штыком выскочивший из-за дерева румын. Но и ему не поздоровилось — уже падая, я прошил ему грудь автоматной очередью.

Разина эвакуировали в Геленджик, потом в Поти. В госпитале в грузинском селе Абаша медсестра Зоя не отходила от постели раненого, а доктор майор Беккерман, сделав операцию, заявил, что морпех уже не жилец — начался абсцесс печени. Но ничего, оклемался — и снова на фронт. Любецкого поначалу зачислили в 1-й зенитный полк Черноморского флота, а затем снова в морпехи — гнать немцев дальше от освобожденного Новороссийска.

Керченский десант

Пожалуй, самым большим испытанием стал для Разина знаменитый Керченский десант, положивший начало освобождению Крыма. К таманскому поселку Пост Ильича на подмогу морякам прибыла 155-я Чапаевская дивизия — и начали готовиться к штурму. Перед десантом к бойцам приехали большие воинские начальники — командир Южного фронта Петров, адмирал Горшков и среди них какой-то командир в маршальских погонах. И вдруг кто-то крикнул: «Да это сам Жуков!». Георгий Константинович по-отечески напутствовал бойцов, сказал, что многие не вернутся из боя, но занять плацдарм и удержать его — их сыновний долг перед Родиной.

— В ту дождливую ночь, 10 января 1944 года, мы обошли Керчь с севера, что стало большой неожиданностью для фашистов, — говорит Разин Любецкий. — И тут начался шторм… Многие барки переворачивались, тонули вместе с бойцами. Но остальные продолжали идти вперед. Я был пулеметчиком на самоходной барже — балиндере, и когда приблизился крымский берег, сразу прыгнул в воду. Погрузился в нее с головой, но пулеметную ленту не выпустил… Мы с ходу пошли в атаку. Когда первый номер пулеметного расчета занял огневую точку, я схватил автомат — к немецкому блиндажу! И тут меня словно что-то ударило в грудь. Позже узнал, что это выстрелил немецкий офицер, а тогда о ране не думал — порешил из ППШ около 10 фрицев. Но и сам серьезно пострадал: пуля пробила горло и застряла в челюсти. Врачи сказали, что удалять ее опасно. С годами она вросла в кость и сегодня часто саднит к непогоде…

Госпиталь в Краснодаре, Поти. Любецкого хотели комиссовать, но он отказался, заявил, что вполне пригоден для боевой службы. И — снова в морпехи. В составе 2-й бригады бронекатеров Дунайской флотилии освобождал Очаков, Одессу. А затем по Дунаю в румынский порт Галац. На реке стояла целая плавающая батарея крупнокалиберных орудий — мониторов. Но после штурма русских морпехов румыны подняли белый флаг. Командующему Черноморским флотом контр-адмиралу Горшкову командир батареи в знак ее сдачи вручил шпагу. И вдруг накладка… «Мониторные трофеи» стали атаковать наши Илы — и лишь когда по рации передали, что в воздушной подмоге уже надобности нет, улетели.

Салют Победы

Много чего довелось испытать старшему матросу на пути к Победе: артобстрелы, воздушные налеты… Командовал конфискованным у Болгарии, союзницы Германии, кораблем-госпиталем «Царица Иоанна», потом назначили комендантом самоходной баржи, доставлявшей по Дунаю боезапас в Югославию. Железные ворота, Нови-Сад, Белград… В столице Югославии морякам дали карты минных полей, и все же на плесе у слияния Тисы и Дуная баржа и буксир натолкнулся на мину… Коменданта подбросило в воздух, а очнулся, когда его вытаскивали из воды «братушки» с катера. Вместе с судном затонули и боевые ордена Любецкого — Красной Звезды, Отечественной войны 1 и 2 степени. Их восстановили уже после войны, в 1947-м.

А в Будапеште коменданта-морпеха достал мадьярский снайпер. Пуля прошла навылет в сантиметре от сердца, врачи сказали: «Ты, моряк, в рубашке родился, жизненно важные органы не задеты». «Живучий Разин» из санбата вернулся на бронекатер — и на Вену. Взяв с боями столицу Австрии (там его на излете задела вражеская пуля, но спас матросский бушлат), сразу — на Линц, родину Гитлера. Здесь моряки встретились с союзниками-американцами.

— День Победы мы встретили в Братиславе, — вспоминает ветеран. — Среди ночи вдруг началась стрельба, мы схватились за оружие — и только увидев салют, поняли, что войне конец.

Войной повенчаны

Так уж случилось, что свою любовь Разин встретил на войне — в госпитале, где его выхаживала красавица медсестра Маргарита. Они сразу приглянулись друг другу, и в августе 1944 го поженились. Приехавшего после Победы на побывку к жене в Измаил, где она жила у пережившей оккупацию его матери, морпеха ждал радостный сюрприз — стал папой! Тогда он впервые взял на руки новорожденного сына Валерку.

После демобилизации врачи посоветовали израненному фронтовику с пробитым легким перебраться подальше от моря, на родину жены — в Челябинск, где климат хоть и суровый, но здоровый. И он прислушался к их совету — Южный Урал стал для него второй родиной. Работал инженером в БТИ, контролером на заводе автоприцепов. Здесь воспитали троих сыновей и дочь, обрели семейное счастье. Прожили душа в душу 59 лет, пока Маргариту не скосила болезнь. Сейчас ветеран живет один в скромной 1-комнатной квартире, его часто навещают повзрослевшие дети, внуки. Они обожают деда Разю, делятся своими бедами и заботами. Он всегда переживает за них, гордится успехами, дает добрые советы. Это ради них дед проливал кровь на войне, трудился на мирном фронте. У разинского корня — крепкое, надежное продолжение, и это вселяет надежду.

Аникиенко Евгений Евгеньевич
/Портал "Любимый Измаил"/источник: "Челябинск сегодня"