19.09.2011 
(Продолжение)

В начале 1820-х годов Бессарабия стала ареной крупных политических событий. В начале 1821 г. вспыхнуло народное восстание в Валахии (историческая область между Карпатами и Дунаем).

Его поднял Тудор Владимиреску. Поводом для выступления стала смерть господаря Валахии Александра Суццо. Восставшие объявили своей целью освобождение от ига местных бояр, а также фанариотов (перешедших на службу к туркам константинопольских греков, из числа которых назначались молдавские и валашские господари). Одновременно с этим активизировалась деятельность тайных греческих обществ на юге Греции — в Морее. 23 февраля 1821 г. греки под командованием сына молдавского и валашского господаря, генерал-майора русской армии, одного из руководителей тайной греческой организации «Фелике Гетерии» Александра Ипсиланти начали военные действия в Валахии.

 

Тайна сожженного дневника

В начале 1821 г. Ипсиланти выехал из Кишинева к турецкой границе и 22 февраля с братьями Георгием и Николаем, князем Г.М. Кантакузеном и 200 всадников перешел Прут по льду и отправился в Яссы, столицу Молдавии. Вскоре он, поддержанный на первых порах новым господарем, князем Михаилом Суццо, любимцем всемогущего тогда турецкого министра Галет-Эфенди, обнародовал прокламацию к молдаванам и к грекам с призывом к единению и борьбе во имя дела греческой свободы, написал письмо и к императору Александру I, прося его помощи, а также уведомил о своих планах Русского посланника в Константинополе барона Строганова и генерала И.Н. Инзова. Об этих-то событиях и рассказывает в своем письме Пушкин. Поэт начал даже вести журнал греческого восстания — дневник, который, к сожалению, вместе с другими кишиневскими записками, по собственному признанию Пушкина, «были сожжены в конце 1825 г., при открытии несчастного заговора» (имеется в виду восстание декабристов в 1825 г.).
До нас, однако, дошло несколько отрывков, по которым можно предполагать, что они в той или иной форме входили в эти «сожженные» записки и, следовательно, избежали уничтожения. Сюда относятся, прежде всего, две так называемые исторические «заметки» (написанные на французском языке): «Заметка о восстании Ипсиланти» («Note sur la revolution d’Ipsylanti») (XII, 190) и «Заметка о Пенда-Деке» («Note sur Penda-Deka»), так называемое черновое письмо Пушкина от начала марта 1821 г. к В.Л. Давыдову, о котором теперь высказано предположение, что оно является «написанными под видом письма страницами записок Пушкина о греческой революции». Это позволяет в некоторой степени реконструировать некоторые события. В это время генерал Михаил Орлов командовал передовым отрядом на Пруте, который входил в состав Южной армии под командованием Витгенштейна. Ипсиланти предлагал: он с греками немедленно перейдет Прут, а Орлов вступит с русскими в княжества, как правитель. М.Ф. Орлов в письме от 9 июля 1820 г. писал А.Н. Раевскому: «Ежели б 16-ю дивизию пустили на освобождение, это было бы не худо. У меня 16 тыс. под ружьем, 36 орудий и 6 полков казачьих. С этим можно пошутить. Полки славные, все сибирские кремни. Турецкий булат о них притупился». Но Ипсиланти не учел того, что во внешней политике русского правительства произошли большие изменения. Созданный императором Александром I «Священный союз» с его принципами легитимизма и консерватизма как основы международных отношений не позволял России следовать своей традиционной политике покровительства угнетаемым балканским народам, вплоть до вооруженного вмешательства, т.е. именно той политике, которая была ее официальной доктриной с XVIII века. Без поддержки России выступление Александра Ипсиланти было обречено на провал. Император Александр I осудил действия Ипсиланти, заявив, что восставшие не получат никакой помощи со стороны России. В ответ на это молдавский господарь Михаил Суцу, примкнувший было к этерии, одним из первых покинул Молдавию. Еще раньше бежал в Россию с семьей один из самых видных молдавских русофилов — Иордаки Росетти-Рознован. Вслед за ними поток беженцев наводнил Кишинев. 5 мая 1821 г. Инзов писал: «Кишинев наполнился выходцами из Молдавии и Валахии. Население всей Бессарабии, по крайней мере, удвоилось». В официальном рапорте от 11 мая 1821 г. Инзов сообщал подробности: «Почти все молдавские бояры выехали к нам и частью в Австрию. Бедные же поселяне, побуждаемые робостью, составляют плоты из камыша и с помощью сего крайнего способа переправляют к нам себя, жен, малолетних детей и имущество, какое забрать успели. Настоящее положение их представляет весьма трогательную картину. Если турецкое правительство действительно решилось занять всю Молдавию своими войсками, то наверно сказать можно, что земля сия совершенно будет пуста, ибо к удержанию побегов нет никаких средств».
Князь Александр Ипсиланти — бывший адъютант Александра I, личный друг российского министра иностранных дел Каподистрии, — совершил опрометчивый, хотя, возможно, и выверенный шаг. Он издал воззвание, в котором намекал на поддержку борьбы греков со стороны некой «державной силы». Император Александр усмотрел в этом намек на Россию, на подрыв ее позиций в «Священном союзе». 9 марта 1821 г. император исключил Ипсиланти из русской службы. Сыграл ли в этом случае свою роль Александр Пушкин? Полагаем, что да, если анализировать под «разведывательным углом» сохранившиеся его записки о складывающейся ситуации в этом регионе империи. Для исследователей тут еще много тайн, поскольку многие доклады поэта в «центр» либо исчезли, либо до сих пор носят гриф «совсекретно» в российских архивах. Но все же...
Бросается в глаза то, что энтузиазм Пушкина относительно греческого восстания сменился равнодушием и даже насмешливостью к движению. В письмах к князю Вяземскому и к А.И. Тургеневу он пишет: «В нашей Бессарабии в впечатлениях недостатка нет. Здесь такая каша, что хуже овсяного киселя». На запрос графа Каподистрии о поведении Пушкина Инзов 28 апреля ответил из Кишинева, что поэт «ведет себя хорошо и при настоящих смутных обстоятельствах не оказывает никакого участия в сих делах...» Пушкин в «Кирджали» отметит: «Александр Ипсиланти был лично храбр, но не имел свойств, нужных для роли вождя, за которую взялся так горячо. Он наивно верил в свое предназначение и в свои права на корону Греции, был тщеславен, высокомерен и слабохарактерен». В июне 1821 г. Ипсиланти, предательски бросив своих товарищей, бежал в Австрию, где был арестован и заключен в крепость.

 

Масоны и разведка

Из запроса начальника Главного штаба князя П.М. Волконского в Кишинев 19 ноября 1821 г.: «До сведения его императорского величества дошло, что в Бессарабии уже открыты или учреждаются масонские ложи под управлением в Измаиле г.м. Тучкова, а в Кишиневе некоего князя Суццо, из Молдавии прибывшего; при первом должен находиться также иностранец Элиа-де-Фуа, а при втором Пушкин, состоящий при вашем превосходительстве и за поведением коего поручено было вам иметь строжайшее наблюдение». Князь Волконский предписывал «касательно г-на Пушкина донести его императорскому величеству, в чем состоят и состояли его занятия со времени определения его к вам, как он вел себя и почему не обратили вы внимания на занятия его по масонским ложам? Повторяется вновь вашему превосходительству иметь за поведением и деяниями его самый ближайший и строгий надзор; равномерно государь император повелевает вам иметь наблюдение как за князем Суццо, так и за другими какими-либо лицами, в обществе сем замешанными...» Инзов ответил 1 декабря 1821 г.: «Князя Суццо, кроме бывшего господаря, другого в Кишиневе нет. Сей живет тихо, никуда не выезжает, а бывает иногда у меня. Два брата его живут в Одессе, а третий здесь, с которым часто вижусь; но им не до лож масонских. Кроме братьев князей Суццо, есть еще той же фамилии Суццо два брата, удалившиеся от постигших бедствий. Один женат, а другой холост».
Любопытными выглядят «Записки» И.Д. Якушкина: «Приехав в Каменку, я полагал, что никого там не знаю, и был приятно удивлен, когда случившийся здесь А.С. Пушкин выбежал ко мне с распростертыми объятиями. Я познакомился с ним в последнюю мою поездку в Петербург у Петра Чаадаева, с которым он был дружен и к которому имел большое доверие. Василий Львович Давыдов, ревностный член Тайного общества, узнавши, что я от Орлова, принял меня более чем радушно. Он не верил, чтоб я случайно заехал в Каменку, и ему хотелось знать причину моего прибытия. В последний вечер Орлов, В.Л. Давыдов, Охотников и я сговорились так действовать, чтобы сбить с толку Раевского насчет того, принадлежим ли мы к Тайному обществу или нет. Для большего порядка при наших прениях был выбран президентом Раевский. В последний этот вечер пребывания нашего в Каменке, после многих рассуждений о разных предметах, Орлов предложил вопрос, насколько было бы полезно учреждение Тайного общества в России. Сам он высказал все, что можно было сказать за и против Тайного общества. В.Л. Давыдов и Охотников были согласны с мнением Орлова; Пушкин с жаром доказывал всю пользу, которую могло бы принести Тайное общество России. Тут, испросив слово у президента, я старался доказать, что в России совершенно невозможно существование Тайного общества, которое могло бы быть хоть сколько-нибудь полезно. Раевский стал мне доказывать противное и исчислил все случаи, в которых Тайное общество могло бы действовать с успехом и пользой; в ответ на его выходку я ему сказал: «Мне нетрудно доказать Вам, что Вы шутите; я предложу Вам вопрос: если бы теперь уже существовало Тайное общество, Вы, наверное, к нему не присоединились бы?» — «Напротив, наверное, присоединился бы», — отвечал он. «В таком случае давайте руку», — сказал я ему. И он протянул мне руку, после чего я расхохотался, сказав Раевскому: «Разумеется, все это только одна шутка». Пушкин... был очень взволнован; он перед этим уверился, что Тайное общество или существует, или тут же получит свое начало и он будет его членом; но когда увидел, что из этого вышла только шутка, он встал, раскрасневшись, и сказал со слезой на глазах: «Я никогда не был так несчастлив, как теперь; я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель перед собой, и все это была только злая шутка».
Истина в том, что в 1821 г. Пушкин вступил в масонскую ложу «Овидий», хотя начальник Пушкина Инзов отрицал существование в Кишиневе этой масонской ложи, очевидно, основываясь на том, что она юридически не была оформлена. Но у Пушкина сохранились счетные книги ложи, остававшиеся незаполненными.
Вскоре на юге России началась реорганизация армии. Инзов оставил свою должность. Из управления МИДа была изъята Бессарабия. Пушкина перевели в подчинение к графу С.М. Воронцову, который вскоре дал ему поручение по обследованию губерний, где «возродилась саранча». Поэт счел это оскорблением и подал в отставку. В августе 1822 г. император Александр I подписал указ об «уничтожении масонских лож и всяческих тайных обществ». В указе сказано, что цель запрета лож — поставить преграду «всему, что ко вреду государства служить может», ибо «беспорядки и соблазны, возникшие... от существования разных тайных обществ, из коих иные под наименованием лож масонских, первоначально цель благотворения имевших, другие, занимаясь сокровенно предметами политическими, впоследствии обратились ко вреду спокойствия государства».
(Продолжение следует)
/Автор - Станислав Тарасов/"Российские вести"/