К лету 1940 г. внутреннее положение оккупированной Бессарабии и международная обстановка все более осложнялись. Уже в разгаре была вторая мировая война. После захвата Польши, Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии и Франции фашистская Германия все откровеннее нацеливалась к границам Советского Союза. Королевская Румыния, в свою очередь, усиленно искала пути приобщения к агрессивному курсу государств «оси» и прежде всего к фашистской Германии, лихорадочно готовила свои вооруженные силы к войне против Советского Союза. При этом она питала надежды, что если Советское правительство предъявит свои законные права на Бессарабию, то Германия и Италия, заинтересованные в румынской нефти и устье Дуная, а также реакционные правители ряда балканских стран окажут ей военную поддержку. Именно об этом свидетельствуют события последних месяцев перед мирным разрешением советско-румынского территориального конфликта.

В течение апреля—июня 1940 г. румынский король Ка-роль II неоднократно встречался с гитлеровским посланником в Бухаресте фон Киллингером и вел с ним секретные переговоры о румыно-германском сближении2.

Месяцем позже Кароль II сообщил германскому посланнику Фабрициусу о своем решении отказаться от англо-французских гарантий и о желании достичь с рейхом всестороннего политического согласия3. По личному поручению короля тот же Фабрициус 20 июня 1940 г. был принят премьер-министром Г. Татареску, который вручил ему новый меморандум. «Румынское правительство считает,— говорилось, в частности, в нем,— что то же единство взглядов, которое связывало оба государства в прошлом, определяет также сегодня и определит еще сильнее завтра их взаимоотношения и требует быстрой организации этого сотрудничества, которое предполагает существование Румынии сильной как в политическом, так и в экономическом отношении, так как мощь Румынии является залогом того, что она сумеет выполнить свою роль защитника Днестра и устья Дуная»1. Не являлось ли это еще одним свидетельством того, что правители королевской Румынии совершенно откровенно предлагали фашистской Германии свои услуги в подготовке агрессии против Советского Союза?

Как уже отмечалось, з последние годы вся социальная политика и все важнейшие экономические мероприятия королевской диктатуры были подчинены военным целям. «Да будет всем известно2,— говорил премьер Татареску на одном из заседаний в Кишиневе 27 января 1940. г.,— что в 1940 году кроме траншей и дотов ничего больше не будет строиться. Последние ресурсы румынского государства вкладываются только в фортификационные работы и в военное обеспечение»3. Чтобы иметь возможность проводить эту политику в обстановке растущих классовых противоречий, Кароль II и его окружение прибегли к новым методам политической борьбы и управления, способных, по их мнению, обеспечить жестокое подавление выступлений рабочего класса, всех антиимпериалистических и демократических сил, стоящих на пути их агрессивных устремлений. Серия таких мер завершилась королевским декретом от 21 июня 1940 г. о преобразовании упомянутого уже нами «Фронта национального возрождения» в фашистскую тоталитарную «Партию нации»4, непосредственно находившуюся под руководством Кароля II, в которую, посоглашению с главарем румынских железногвардейцев Хорией Сима, вошли и легионеры.

В тот же день румынским королем был подписан еще один декрет «Об охране единого политического и тоталитарного строя румынского государства»1, которым предусматривалась суровая мера наказания (тюремное заключение от 3 до 5 лет) лишь за устные или письменные призывы против «ныне существующей политической организации государства, установленной декретом о создании «Партии нации»2. Декрет предусматривал также обязательную принадлежность к «Партии нации» всех категорий служащих, членов руководящих органов профессиональных организаций, административных советов предприятий, обществ и т. д.

В плане внутренней политики королевской диктатуры создание этой партии явилось свидетельством перехода реакционных сил Румынии на позиции открытой фашистской диктатуры. Что касается аспекта внешнеполитического курса румынских правителей, то, по определению министра королевского двора и самого германского консула в Бухаресте, это были «шаги, которые король предпринимал для осуществления на практике своей политики сближения с Германией»3, добиваясь заключения с ней военного союза.

В Бессарабии, к этому времени превращенной в плацдарм для нападения на Советский Союз, в результате усиленных приготовлений к войне постоянно нарастала напряженность. «В 1940 г. положение на демаркационной линии продолжает оставаться прежним,— отмечалось в письме НКВД СССР Наркоминделу в мае 1940 г.— Вызывающие действия румын и провокационные обстрелы не только не уменьшились, но, наоборот, участились. Так, только в течение января, февраля и марта имели место 25 случаев обстрела пограничников, жителей и территории СССР румынами...»4. Не оставались незамеченными и другие действия румынской стороны. В боевом приказе командования пограничных войск Западного округа от 25 июня 1940 г., в частности, указывалось, что румынская военщина и буржуазно-капиталистическая клика, «подготавливая провокационные действия против СССР, сосредоточила крупные войсковые силы, довела численность пограничных пикетов до 100 человек» и форсированными темпами производит строительство военных сооружений на всем протяжении демаркационной линии.

Участились случаи облета нашей территории румынской военной авиацией, засылки лазутчиков и диверсантов, шпионских групп41. 26 июня 1940 г., начиная с 4 часов 45 ми-мут до 6 часов было зарегистрировано вторжение румынских военных самолетов на советскую территорию на пяти участках демаркационной линии по Днестру3, а на следующий день, 27 июня, когда уже коронным советом Румынии обсуждались предложения Советского правительства о решении бессарабского вопроса, румынские самолеты в течение 30 минут трижды вторгались на нашу территорию.

Все эти провокационные действия совершались по указанию высшего военного командования королевской Румынии, о чем убедительно свидетельствуют некоторые документы генерального штаба румынских вооруженных сил.

В соответствии с директивой генштаба № 18 от 15 мая 1940 г. основные вооруженные силы румынской армии были стянуты к Днестру и сконцентрированы на так называемом «Восточном фронте» («Фронтул де ест»). Незначительные силы находились у границы с Венгрией и еще меньше — на «Южном фронте», где, по определению генштаба, «не предвидятся какие-либо наступательные операции со стороны Болгарии в ближайшем будущем».

Здесь, на «Восточном фронте», группа армий (3 и 4) располагала следующими силами: 3, 4, 8, 10, И армейские корпуса, в которых насчитывалось 16 пехотных дивизий, горный корпус (2-я и 4-я смешанные горные бригады); кавалерийский корпус и 2, 3, 4 кавалерийские дивизии; 28, 53, 68, 58, 69, 79, 44 и 45 пехотно-фортификационные полки. В этой же зоне резерв Главного командования румынской армии составлял 1 армейский корпус (2, 3 и 11 дивизии) и 32 дивизия, которые к 26 июня 1940 г. были стянуты к Днестру. Такое скопление войск в непосредст-* венной близости к Советскому Союзу, поддержание их, как показывают документы, в постоянной готовности, убе: дительно подтверждает .заявление Татареску, сделанное гитлеровскому посланнику 26 июня 1940 г. о том, что Кароль II и румынское правительство не собираются удовлетворить просьбу Советского Союза о возвращении Бессарабии и что они, если такое требование будет предъявлено, намерены воевать против СССР1. В тот же день министр обороны королевской Румынии корпусной генерал И. Илкушу отдал приказ войскам 3 и 4 армий продолжать работы по оборудованию передовых позиций, но с таким расчетом, чтобы они были обеспечены питанием, боеприпасами и другим необходимым снаряжением и быть готовыми занять боевые позиции в течение нескольких часов. Одновременно министр потребовал привести в боевую готовность тяжелую артиллерию, танковые и понтонные части. Приказ далее гласил: «Отменить все отсрочки призыва офицеров запаса и довести численность войск до штатов военного времени. Направить в части весь офицерский состав, приписанный к «Восточному фронту», из военных училищ, министерств и различных ведомств».

Еще большего накала достиг военный психоз румынских милитаристов во время рассмотрения королевским правительством советских предложений об освобождении Бессарабии. К концу июня 1940 г. складывалась очень сложная и тревожная международная обстановка. И дело, конечно, не только в воинствующем поведении румынских правящих кругов, которые следовали антикоммунистической и антисоветской политике и ускоренным темпом шли на сближение с Германией. Опасность заключалась именно в том, что гитлеровская Германия после разгрома Франции готовилась к военной оккупации Румынии, а следовательно и Бессарабии, и дивизии вермахта могли оказаться в непосредственной близости юго-западных рубежей Советского Союза.

Вместе с тем это угрожало гитлеровским порабощением населения Бессарабии, чего Советский Союз не мог допустить. Создавшаяся обстановка требовала безотлагательного решения бессарабского вопроса в интересах освобождения бессарабских трудящихся и укрепления юго-западной границы нашей Родины. Это справедливое веление времени отражало интересы всех советских людей, населения Бессарабии, всех прогрессивных и миролюбивых сил мира.

Вечером 26 июня 1910 г. в Народном комиссариате иностранных дел СССР румынскому посланнику в Москве Давидеску было вручено для передачи своему правительству заявление Советского правительства. В нем, в частности, говорилось: «Советский Союз никогда не мирился с фактом насильственного отторжения Бессарабии, о чем Правительство СССР неоднократно открыто заявляло перед всем миром. Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, а создавшаяся международная обстановка требует быстрейшего разрешения полученных в наследство от прошлого нерешенных вопросов для того, чтобы заложить, наконец, основы прочного мира между странами, Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу»1. Одновременно Советское правительство предлагало королевской Румынии передать Советскому Союзу населенную украинцами Северную Буковину. Ответ от королевского правительства Румынии ожидался в Москве в течение дня 27 июля 1940 г.

Известие о справедливых требованиях Советского правительства с самого начала было встречено среди румынских правящих кругов злобной антисоветской шумихой, под которой в срочном порядке была произведена определенная перетасовка в составе правительства. Министром иностранных дел стал К. Аржетояну (вместо Джигурту, который был назначен государственным министром), в качестве министров в кабинэт вошли такие реакционные деятели, как Вайда-Воевод, И. Нистор и небезызвестный И. Инкулец. Впервые в состав правительства в качестве государственного субсекретаря вошел главарь румынских фашистов-железногвардейцев X. Сима. Такой состав кабинета должен был свидетельствовать об усилении единства взглядов, когда речь зашла о «национальных интересах» страны.

Королевское правительство и на сей раз пыталось уйти от решения бессарабского вопроса, собираясь отклонить предложения СССР а спровоцировать военный конфликт. Поставленный в известность о советском предложении, министр национальной обороны Румынии генерал И. Илкушу 27 нюня в 4 часа утра отдал войскам группы армий на «Восточном фронте» телеграфное распоряжение «немедленно занять боевые позиции н быть готовыми к действиям сегодня, 27 июня, на заре. О положении в войсках докладывать министерству национальной обороны, кабинету сегодня в 4 и 6 часов»1. В свою очередь начальник генерального штаба корпусной генерал Ф. Ценеску распорядился по телефону привести в боевую готовность «войска, авиацию, противовоздушную оборону и прочие средства для немедленного обеспечения любых событий»2 на «Восточном фронте». В спешном порядке к Днестру стягивались резервы, усиливались отдельные участки фронта, саперные части выводились во вторую линию, заменяя их боевыми единицами. «Особое внимание на границе. При начале военных операций привести в движение план боевых действий и план разрушений»,— таков был еще один приказ генерального штаба командованию группы армий на «Восточном фронте».

В то же время активную деятельность в выяснении возможностей для отказа от мирного решения бессарабского вопроса развернул сам король и его окружение. Утром 27 июня 1940 г. Кароль II созвал заседание коронного совета, на котором он сам выступил за объявление войны Советскому Союзу. Его поддерживали королевские советники Н. Йорга, Шт. Чобану и другие участники заседания. Ярый антисоветчик, прожженный буржуазный националист, воинственно настроенный Шт. Чобану говорил тогда: «Наш ответ Советам должен быть один — стоять до конца»3.

Конечно, все потуги подготовки вооруженных сил к выступлению против СССР, разного рода воинствующие заявления румынских правителей не имели под собой прочной основы, ибо расчет был, разумеется, на помощь со стороны прежде всего фашистской Германии и Италии. Поэтому, чтобы выиграть время для консультаций с ними коронный совет большинством голосов (16 против 11) одобрил ответ правительства на советское предложение от 26 июня. В нем правительство Татареску заявило о своей готовности приступить к обсуждению предложений Советского правительства1. Далее в румынском ответе содержались общие рассуждения об указании места и срока встречи делегатов обеих сторон для обсуждения поставленных вопросов с явным намерением затеять вокруг конкретного решения бессарабского вопроса длительную дипломатическую переписку. Понятно, чго такой ответ не мог удовлетворить Советское правительство, и оно вынуждено было

27 июня 1940 г. вторично обратиться к румынской стороне с настоятельным требованием дать ясный ответ, принимает ли она советские предложения или нет. На этот раз Советское правительство выдвинуло конкретный план, по которому в течение четырех дней, начиная с 14 часов

28 июня 1940 г., румынские войска должны были уйти из Бессарабии и Северной Буковины, в то же время советские войска вступают на освобожденную территорию, причем к исходу дня 28 июня части Красной Армии должны занимать Черновцы, Кишинев и Аккерман. Отдельными пунктами в плане на румынское правительство возлагалась ответственность за сохранность зданий и сооружений, мостов, железных дорог, электростанций, промышленных предприятий, складов и аэродромов, а также предусматривалось создание комиссии, по два представителя от каждой стороны, для решения спорных вопросов в ходе освобождения Бессарабии и Северной Буковины. Ответ румынской стороны ожидался до 12 часов 28 июня. Поздно ночью, в 2 часа 25 минут, румынский посол в Москве Давидеску передал по телефону в Бухарест предложенный Советским правительством план.

К этому времени положение румынского правительства в отношениях с другими странами почти определилось. На его запросы к правительствам Германии, Италии, Турции, Югославии и Греции с просьбой высказать свои мнения о требованиях Советского правительства решить мирным путем бессарабский вопрос, все посоветовали Румынии не вступать в военный конфликт, дав таким образом понять, что поддержки от них не последует. Особое значение при этом приобрела позиция фашистской Германии. Румынское правительство неоднократно обращалось за помощью к Берлину в советско-румынском конфликте, но всякий раз получало отказ. Позиция гитлеровцев по этому вопросу диктовалась тем, что фашистская Германия не желала в тот момент военного столкновения между СССР и Румынией, так как предвидела неизбежность потери нефтяных ресурсов Румынии, столь необходимых вермахту. К тому же в это время Германия не была готова к активному вмешательству. Не оправдались надежды румынских правителей на выигрыш времени и получение коллективной помощи в военных действиях против Советского Союза, что вынудило их отказаться от своих прежних планов военных авантюр. Министр иностранных дел Румынии К. Аржетояну на заседании кабинета 1 июля 1940 г. не без сожаления констатировал по эгому поводу: «Принимая совет наших союзников и друзей согласиться с советскими предложениями, чтобы не разжечь войну в этой части Европыг мы все же надеялись, что путем предложенного нами торга сумеем, по меньшей мере, определить свое положение»1.

Утром 28 июня 1940 г. шифрованной телеграммой за подписью К. Аржетояну румынскому посланнику в Москве Давидеску было сообщено для передачи Советскому правительству решение правительства королевской Румынии о принятии им условий эвакуации из Бессарабии и Северной Буковины, предусмотренных в предложенном накануне плане Советским правительством. В телеграмме указывалось также, что фамилии представителей румынской стороны в составе смешанной комиссии будут сообщены в течение дня.

Этим, собственно, и завершились дипломатические переговоры между правительствами СССР и Румынии 26— 28 июня 1940 г. по поводу ликвидации незаконно созданного королевской Румынией в 1918 г. бессарабского вопроса. Так завершилась длительная и последовательная борьба Советского правительства за его разрешение мирным; путем. Это явилось результатом проведения ленинской миролюбивой политики КПСС и Советского государства. На» примере мирного решения бессарабского вопроса блестяще подтвердилось ленинское предвидение о возможности мирной уступки «власти буржуазией, если она убедится в безнадежности сопротивления и предпочтет сохранить свои головы»2.

В тот же день, согласно достигнутой договоренности, Красная Армия перешла Днестр и начала свою освободительную миссию на территории Бессарабии и Северной Буковины.

Встреча освободителей повсюду выливалась в грандиозные манифестации благодарности населения Коммуниста« ческой партии и Советского правительства за избавление от ненавистного оккупационного режима, кабалы и бесправия, за предоставленную реальную возможность восстановления власти Советов и воссоединения с Советской Родиной.

Эти задачи решались уже в период освобождения территории Бессарабии от оккупантов и при непосредственном активном участии широких народных масс. При этом следует учесть, что революционно-освободительная борьба трудового народа продолжалась и в дни отхода оккупационных властей за Прут, порой приобретая самые драматические формы, вплоть до вооруженного столкновения между населением и отходящими воинскими частями румынской армии.

Как только стало известно о предложениях Советского правительства по вопросу о Бессарабии, областной комитет партии и Кишиневский горком созвали заседание с участием представителей других подпольных революционных организаций. На этом заседании совместным решением Бессарабского областного комитета КПР и Кишиневского горкома партии был образован Бессарабский временный революционный комитет (ВРК), в состав которого вошли Ю. Короткое, Г. Добындэ, М. Брашеван, П. Гузун, А. Рубинштейн, Д. Островский и другие. Его председателем был утвержден секретарь Бессарабского обкома партии С. Д. Бурлаченко, который к этому времени находился еще в заключении в кишиневской тюрьме.

Бессарабский ВРК был, по существу, первым органом Советской власти, на который возлагалась ответственность за организацию охраны национальных богатств и жизнедеятельности населения, обеспечение общественного порядка до повсеместного восстановления в крае органов Советской власти. Его члены сразу же включились в активную деятельность по созданию временных ревкомов на местах, рабочих комитетов на предприятиях по охране оборудования, зданий и сооружений, пекарен, электростанций, водопровода и других объектов общественного назначения.

Важное значение до прихода советских войск приобретала правдивая информация населения о происходящих событиях, разъяснение задач по охране общественного порядка и подготовке к встрече освободителей. В этих целях Бессарабский обком партии, к этому времени уже вышед-шин из подполья, обратился с воззванием к народу, в котором, ь частности, говорилось: «В день долгожданного праздника окажем достойный прием героям-освободите-лям, армии трудящихся всего мира.

Порядок должен быть сохранен. Электростанции, водопровод, телефон и трамваи должны продолжать спокойно работать. Мельницы и пекарни должны обеспечить население хлебом... Никаких анархических выходок, не позволяйте расхищать и уничтожать народное имущество. Сохраняйте революционное достоинство и дисциплину»1. Воззвание коммунистов быстро разошлось и повсеместно стало" программой действий. Как признают сами оккупанты, «еще до начала эвакуации из Северной Буковины и Бессарабии во всех городах и местечках коммунистами были созданы городские комитеты, которые заранее определились, как будут встречать советские войска», а также, как будут действовать в период отхода румынских войск и оккупационных властей2. В Кишиневе в первой половине-дня 28 июня 1940 г. представители ВРК во главе с М. Брашеваном явились в резиденцию королевского наместника и потребовали признания их официальными представителями вышеназванного комитета «для сдачи города Советам»3. Важнейшим мероприятием коммунистов и трудящихся масс Бессарабии явилось освобождение политзаключенных из тюрем. В многолюдную демонстрацию вылилось это событие в Кишиневе, когда утром 28 июня население города, «освободив заключенных в тюрьме коммунистов, двинулось колонной с красными знаменами по улицам». К демонстрантам примкнула такая масса людей, что заняла улицы, «ведущие к вокзалу и, таким образом, мешала эвакуации»4 (читай: бегству. — В. П.).

Значителен был вклад населения в срыв мероприятий оккупантов по ограблению Бессарабии во время их отхода за Прут. Дело в том, что румынские оккупанты, как справедлио отмечает А. М. Лазарев, «постоянно чувствовали непрочность, шаткость обладания Бессарабией и Северной Буковиной, полную бесперспективность и крах своих позиций на этих насильственно захваченных ими землях»5, поэтому они заранее готовились «ко всяким неожиданностям». На этот счет у них был разработан подробнейший план эвакуации Бессарабии, под кодовым названием «План Тудор», предусматривавший максимальные ограбления как материальных ценностей, так и угон за Прут бессарабского населения. В инструкции по введению в действие такого плана на 1940 г. прямо фиксировалось, что в первую очередь подлежало эвакуации (а точнее угону в Старое королевство) население Бессарабии, причем не все подряд. «Допризывники, резервисты и призванные по месту жительства будут эвакуированы в первую очередь и в срочном порядке». В отношении вывоза, например, оборудования промышленных предприятий, инструкция предусматривала, что при наличии времени «владельцы предприятий будут обязаны демонтировать оборудование и погрузить на поезд для эвакуации», в противном случае будет «уничтожаться на месте».

Нет нужды доказывать, насколько своевременными и гуманными по отношению к бессарабскому населению были решительные меры Советского правительства о безотлагательном решении вопроса об освобождении Бессарабии. При оставлении ее территории румынские оккупанты, конечно, нанесли немалый ущерб. С самого начала они нарушали достигнутое соглашение об освобождении Бессарабии. В 6 часов утра 28 июня генеральным штабом румынских вооруженных сил был отдан приказ по войскам о начале эвакуации. Пункт 5 этого приказа предусматривал, что не допускается «разрушение железных дорог, складов, аэродромов, промышленных предприятий, локомотивов, вагонов...», а другим приказом того же генштаба и в тот же день войскам предписывалось угнать за Прут «весь подвижной железнодорожный состав». Особую заботу проявляла румынская военщина (видимо, не без указания правящих кругов) о вывозе имущества иностранных акционерных обществ, главным образом связанных со снабжением Германии нефтепродуктами. На этот счет войска имели строгий приказ «оказать особое содействие эвакуации имущества нефтяных обществ: цистерн, автомобилей, автобусов и запасные части к ним, свободные и полные емкости горюче-смазочных материалов».

По имеющимся данным, наспех отходящие воинские, жандармские и полицейские части занимались грабежом и зверски бесчинствовали в Кишиневе, Бельцах, Унгенах, Единцах, Липканах, Бульбоках, Новоалександровке, Ми-хайленах, Мерешенах, Пугаченах и других населенных пунктах1. По некоторым волостям Бессарабии ущерб, нанесенный оккупантами, исчислялся десятками миллионов лей: по Бендерской волости — 23,5 млн. лей, по Кайнарской и Каушанской — 24,4, Чимишлийской и Комратской—21,5, Бричанской—15,6 млн. лей2. По одному лишь селу Ферапонтьевка Бендерского уезда ущерб исчислялся в 9,3 млн. лей3. Однако оккупантам не удалось полностью осуществить свои планы тотального грабежа. Для этого им не было дано время, а во многих случаях планы грабежа срывало население, вооруженные группы охраны и присутствие на территории Бессарабии частей Красной Армии.

В первый же день отхода оккупантов созданные отряды охраны из рабочих железнодорожников на станции Кишинев задержали три эшелона с награбленным имуществом, прибывших из Бендер для следования в пункт назначения Яссы4. Они же помешали оккупантам вывезти со станции Кишинев скопившееся награбленное зерно (200 вагонов пшеницы и 100 вагонов кукурузы). Как сообщал представитель генерального штаба румынской армии, «из 300 вагонов зерна были эвакуированы только 35»5. В Бельцах на железнодорожной станции также с помощью местного населения была организована охрана имущества и подвижного состава. Сообщая о том, что в городе среди населения отмечено распространение коммунистических листовок, представитель военных властей оккупантов констатировал 29 июня 1940 г., что население «задерживает отправку поездов» с награбленным имуществом6.

Не менее решительными в своих действиях против оккупантов были патриоты города Болграда, которые захватили железнодорожную станцию и против которых, как сетовали высшие военные чины румынской армии, «не было принято достаточных мер для охраны этого важного железнодорожного узла»1. На станции немедленно был установлен новый, революционный порядок, «многие железнодорожные составы с материалами были конфискованы населением и работниками железной дороги»2, не допустив таким образом вывоза в Румынию эшелонов с награбленным народным добром. По сообщениям военных чинов, «население Кагульского и Измаильского уездов скрывалось из сел, чтобы не поставлять транспорт для эвакуации»3.

Не позволили вывезти награбленное добро отходящим жандармским частям жители села Глодяны. Под руководством односельчанина Алексея Криволапа4, который до восстановления Советской власти в Бессарабии активно действовал в коммунистической организации, группа крестьян в середине дня 29 июня разоружила не в меру распоясавшихся жандармов, конфисковала имущество и отвезла все в бывшую примарию, сдав под охрану членам «их комитета с красными повязками на руках».

Высокую революционную бдительность проявили рабочие города Сороки. По указанию временного ревкома, они установили свой контроль и организовали охрану основных предприятий города и объектов общественного значения, не допускали вывоза оккупантами награбленного имущества, а также конфисковали кассу уездной финансовой администрации в сумме 15—18 млн. лей6. Здесь же, в Сороках, как и в Чадыр-Лунге, Новой Килии и других местах, население расправилось с ненавистными прислужниками оккупантов и агентами полиции, арестовало часть городовых, которые отличались особой жестокостью при оккупации7.

По сохранившимся архивным документам того времени можно было бы привести еще немало фактов о решительных и смелых выступлениях трудящихся масс против отходящих румынских оккупантов и их прислужников до вступления частей Красной Армии на территорию Бессарабии и Северной Буковины. В научных исследованиях советских историков, в мемуарной литературе участников коммунистического подполья Бессарабии, на страницах партийной и советской периодической печати конца июня— начала июля 1940 г. довольно широко освещены события радостной встречи советских воинов-освободителей буквально всем населением Бессарабии1. И тем не менее мы считаем необходимым более детально рассмотреть такие вопросы, как подготовка и встреча освободителей населением самых «глухих» уголков Бессарабии, участие народных масс в борьбе, в том числе вооруженной, против оккупантов в дни их отхода с территории края и, наконец, революционные выступления солдат-бессарабцев в составе румынских войск, используя при этом архивные документы, исходящие от самих оккупантов2.

Выше было отмечено, что при обсуждении предложений Советского правительства об освобождении Бессарабии на заседании коронного совета 27 июня раздавалось немало голосов участников заседания в пользу военных действий против СССР. К военным авантюрам призывал тогда и ревностный агент оккупационного режима в Бессарабии небезызвестный Шт. Чобану, указывая на то, что «в борьбе против оккупантов (так он именовал воинов-освободителей Красной Армии.— В. П.) население Бессарабии будет вместе с румынской армией»3. Однако развернувшиеся буквально через сутки события на территории Бессарабии опровергли надуманный, фальшивый прогноз неудачливого пророка.

Известие о предстоящей встрече Красной Армии вызвало огромную радость населения края. Повсюду готовились манифестации, вывешивались красные флаги на домах, с большим интересом читались обращения к народу. «Пришел конец диким беззакониям румынских правителей...,— говорилось в одной из листовок политотдела воинской части, первой вступившей на территорию Бессарабии.— Бессарабия, оторванная румынскими боярами и офицерами, возвращена матери-Родине — Союзу Советских Социалистических Республик... С сегодняшнего дня трудящиеся свободны от капиталистического рабства, безработные получат работу, батраки и безземельные или малоземельные крестьяне получат землю. С сегодняшнего дня покончено с дикой системой «румынизацин» русских, украинцев, молдаван, евреев. Население Бессарабии получило возможность строить свою культуру, национальную по форме и социалистическую по содержанию»1.

Первые радостные встречи советских воинов-освободителей продемонстрировало население Приднестровья. Тысячи празднично одетых жителей Бендер с транспарантами и красными флагами вышли к железнодорожному мосту для встречи передовых частей Красной Армии. Эти волнующие события запечатлены оператором украинской студии кинохроники Н. Богомоловым в документальной ленте «На Дунае»2. Два месяца спустя после съемок он писал: «Мы были свидетелями подлинного народного ликования, очевидцами потрясающих сцен встречи. Порой забывалось, что в руках у тебя аппарат. Общее ликование народа захватывало и нас, наполняло чувством гордости, горячего патриотизма... Никогда не изгладятся из памяти эти волнующие и знаменательные дни»3. Такой же восторженный прием оказали советским воинам крестьяне села Косоуцы. «Как родных, любимых братьев обнимали бессарабские крестьяне красноармейцев, целовали их,— сообщала «Красная Звезда».— Многие из крестьян бросались в воду, чтобы поддержать понтонные лодки, относимые быстрым течением реки. Все старались помочь красноармейцам переправиться через Днестр, указывали лучшие места для переправы, помогли вытаскивать на берег оружие и боеприпасы»1. С восторгом встречало советских воинов население Олонешт, Резины, Сорок, Атак и других городов и сел правого берега Днестра.

Совершенно противоположная картина наблюдалась в населенных пунктах Бессарабии, через которые проходили отходящие части румынской армии. Повсеместно презрению и ненависти к оккупантам не было предела. Жители села Пырлица Бельцкого уезда, к примеру, демонстративно отказались помочь румынской артиллерийской части вытаскивать орудия из-за бездорожья после обильных дождей2. «Население села Манзыр,— читаем в другом документе,— по приходу нашей колонны было настроено очень враждебно. Оно показало полное нежелание в оказании помощи армии»3. Характерно, что в это же время в село-вошли передовые части советских войск, которые, по свидетельству румынского офицера, «были приняты населением восторженно и с цветами, тогда как наших (т. е. румынских частей.— В. П.) обругали и забросали камнями...». Далее в этом же документе сообщалось, что отходящие румынские части 28 пехотного полка «в некоторых селах были встречены населением ружейной стрельбой».
При дальнейшем продвижении частей Красной Армии в глубь территории Бессарабии такие сцены на пути отхода оккупантов стали все чаще повторяться. Это и понятно, ибо, как уже отмечалось, еще задолго до появления передовых частей Красной Армии бессарабские трудящиеся с большим подъемом готовились к встрече освободителей. Создавалась своеобразная обстановка — раньше в эти населенные пункты успевали отходящие румынские войска, чем советские, и получилось, что румын «встречали» и «провожали» повсеместно вывешенными красными флагами, транспарантами. Подобные сцены нередко заканчивались вооруженными столкновениями между населением и оккупантами.
Существенное влияние на ход дальнейшей борьбы бессарабских трудящихся против оккупантов оказало еще одно обстоятельство. В румынскую армию в последнее время было призвано большое количество бессарабцев, значительная часть которых находилась в составе румынских войск здесь же, в Бессарабии. В основном это были вчерашние рабочие, крестьяне, одетые в военную форму, и в связи с освобождением Бессарабии они считали себя, как и все население края, гражданами СССР. Поэтому сразу, как только стало известно о мирном разрешении бессарабского вопроса, в румынской армии началось революционное брожение, приведшее в конечном счете к массовому отходу солдат-бессарабцев (нередко в полном вооружении) из-под власти румынских офицеров. Об этом свидетельствуют события последних дней оккупации. При отходе воинской колонны оккупантов из Кишинева по направлению на Леушены в Яловенах собравшаяся толпа напала на нее, «требуя возвращения им реквизированных подвод и лошадей». Обстановка накалилась до предела, вдруг кто-то из собравшихся обратился к солдатам со словами: «Бессарабцы, куда вы? Осгавайтесь у себя дома!»
Вопреки угрозам офицеров из колонны сразу же отделилась внушительная группа солдат, «которые начали бросать вверх головные уборы и кричать «ура». На угрозы офицеров о применении оружия солдаты-бессарабцы организованно отошли в сторону и начали стрелять поверх колонны50. «Такие сцены,— говорится в отчете румынского офицера,— имели место в течение всего дня 29 июня во время движения по шоссе Яловены—Ганчешты—Лапушна»51. Невольно став свидетелем встречи советских воинов, он отмечает, что повсеместно бессарабское население встречало воинов возгласами «ура», цветами и выражением признательности за избавление от грабежа румын». Не упустил румынский офицер из виду и такую деталь , что в Ганчештах на зданиb примарии был вывешен транспарант с надписью: «Да здравствует Красная Армия — освободительница Бессарабии!», а также и то, что и в Яловенах, и в Ганчештах были замечены вооруженные группы людей, которые «сообщали Красной Армии обстановку, выполняя в то же время обязанности службы охраны порядка»52. Такие же восторженные встречи были оказаны советским воинам населением Комрата, Романовки, Бульбоаки, Бричан, Бельц, Ка-гула и других населенных пунктов.

Заслуживают внимания события, которые произошли в селе Чоага Каушанского района, через которое проходил маршрут отхода частей 12 румынской пехотной дивизии. Колонна румынских войск вступила в это село утром 29 июня, когда «все население, празднично одетое, с красными флагами и транспарантами, собралось в центре села». Сюда же подходила колонна людей «около 600—700 человек с красными флагами и плакатами с северной части села».
Возле бывшей примарии с кузова автомашины в окружении постоянно аплодировавшей внушительной массы людей выступал советский офицер, «который разъяснял собравшимся, что в соответствии с достигнутым соглашением' с Румынией все солдаты-бессарабцы с 28 июня считаются демобилизованными и могут расходиться по домам». После этого толпа «направилась к застрявшей колонне румынских войск и вместе с солдатами-бессарабцами, которые составляли около 90 процентов этих частей, забрали почти всех лошадей и разошлись по домам»1. Когда румынский офицер послал за помощью к другой подходившей части,, ему доложили, что оттуда тоже все солдаты-бессарабцы вышли из подчинения офицеров и «при помощи гражданского населения забрали лошадей и разошлись по домам»2. То же самое случилось и с другими частями позже, когда собравшееся все село возле примарии «демонстрировало свое враждебное отношение к румынской армии» и буквально «в течение трех минут разогнало полностью часть 5/22 артиллерийского батальона, оставляя на дороге разгромленное имущество»3.

Такие же сцены расправы населения Бессарабии с ненавистными оккупантами наблюдались во время отхода румынских войск через села Романовна, Салкуца, Чок-Майдан, Яргора и другие населенные пункты4. В Бельцах при помощи горожан не дали возможность румынским офицерам насильно вывести воинскую часть, почти полностью состоящую из солдат-бессарабцев. Из 1060 солдат личного состава офицерам удалось отправить эшелоном за Прут только 100 человек. Оригинальные «проводы» отходящих частей румынских войск устроило население села Чукур-Минжир 30 июня 1940 г. «Войдя в село,—пишет командир 10 полка подполковник Бенедикт,— мы были окружены населением, и некоторые из крестьян вызывающим тоном потребовали от нас лошадей. Я говорил им, что за нами прибывает целый полк, но они и слушать не хотели, угрожая, что с нами случится то же, что и «с теми, которые вчера проходили через Чимишлию». Один из них заверил меня, что прошли те времена, когда «знатные господа прогуливались на лошадях и бричках»1.
Может возникнуть правомерный вопрос, почему же вооруженные до зубов отходящие румынские воинские части не применяли в массовом порядке оружие против, прямо скажем, революционных выступлений бессарабского населения и солдат-бессарабцев в дни освобождения Бессарабии? Что они, оккупанты, за эти 3—4 дня стали лучше, гуманнее? Нет, конечно. Объяснялось это другими обстоятельствами. И здесь с особой силой проявилась гуманная сторона советских предложений по плану освобождения территории Бессарабии румынами. Дело в том, что, начиная с 14 часов 28 июня 1940 г. население Бессарабии переходило под защиту Советского Союза. Поэтому на территории Бессарабии оккупанты не могли пустить в ход оружие против гражданского населения и против солдат-бессарабцев, так как они с этого времени считались демобилизованными из румынской армии. В этом отношении любопытны признания самих представителей румынской военщины. Командир 3 полка майор Рэдулеску писал в своем донесении: «Если наше правительство согласилось отдать Бессарабию без боя, мы не могли предпринять самостоятельно агрессивных действий... Убийство людей советского гражданства могло быть расценено как уголовное преступление»2. Расправы и бесчинства уходивших румынских войск имели место, но они, в силу сказанного выше, не носили массовый характер. Зато румынским властям ничто не помешало расправляться с бессарабцами, пожелавшими возвращаться к себе на Родину из Румынии, где они оказались во время освобождения Бессарабии. Известны случаи о расстреле солдат-бессарабцев на территории Румынии3, гражданского населения на переправах через Прут, а также о массовом расстреле в Галаце. Имеются некоторые документальные сведения, свидетельствующие о том, что эту, по определению Компартии Румынии, «варварскую, кровавую бойню» румынская военщина совершила под стандартным предлогом «при попытке к бегству» из-под стражи. Вот как гласило циничное сообщение по этому поводу в телеграмме от 30 июня 1940 г. начальника отдела контрразведки 3 румынской армии подполковника Паладе: «Группа рабочих в Галаце, около 1500 человек, подлежащая отправке в Бессарабию через переправу в Рени, взбунтовалась и убежала из-под стражи. Открыли стрельбу, имеются убитые и раненые»1.
Серьезным предупреждением разбойных акций оккупантов, попыток безнаказанного ограбления населения Бессарабии явились вооруженные выступления бессарабских трудящихся совместно с солдатами-бессарабцами против отходящих частей румынской армии. Неподчинение приказам румынских офицеров, массовый уход бессарабцев из состава воинских подразделений, а иногда и полное разложение частей носили массовый характер с первого же дня освобождения Бессарабии. Так случилось с 12 и 15 пехотными дивизиями, со многими румынскими артиллерийскими подразделениями, буквально со всеми частями, имевшими в своем составе солдат-бессарабцев. Однако румынская буржуазная пропаганда на все лады трубила в то время, что в массовой деморализации армии якобы были повинны советские войска, которые занимали освобожденную территорию Бессарабии и Северной Буковины. Факты же подтверждают совершенно обратное.
Объясняя причины разложения 15 пехотной дивизии, командующий 4 румынской армией генерал Н. Чуперкэ считал, в частности, что это произошло «по трем причинам»: 1. что большинство солдат этой дивизии были «бессарабского происхождения»; 2. что разложившиеся части этой дивизии «входили в состав Кишиневского гарнизона», где (об этом генерал, разумеется, не писал) сильное влияние на солдатские массы оказывали революционные выступления трудящихся и пропаганда революционного подполья. Третью причину он относил к быстрому продвижению к границе по Пруту советских войск2. А вот что писал в отчете об отходе за Прут упомянутый уже нами майор Рэдулеску: *Как общее замечание могу отметить, что разоружение нашей армии не было организовано русскими, а исходило от самих наших войск»3, т. е. от солдат-бессарабцев. И еще одно сообщение, на сей раз командования 3 армейского корпуса в донесении генеральному штабу от 1 июля 1940 г.: «На дорогах (пути отступления румынских войск.— В. П.) замечены разбросанные винтовки, ранцы, оставленные без лошадей повозки. Населению выдается кукуруза и мука (временными органами Советской власти после отхода румын.— В. П.). Во всех селах вывешены красные флаги». И далее: «15 и 12 дивизии имели большие потери, эти дивизии не перешли и Прут. Потери связаны не с действиями советских частей, а именно с действиями наших войск»1 (подчеркнуто нами.— В. П.). Вот как обстояло дело в действительности.
Разумеется, «потери.» войск оккупантов не ограничивались лишь этими двумя дивизиями. Более точным в этом отношении оказался, надо полагать, генеральный штаб румынской армии, который обобщил данные всех частей и соединений «Восточного фронта». По состоянию на 8 июля 1940 г. румынская армия недосчиталась 61 970 солдат, отнесенных в составленной генштабом таблице к графе «скрывавшихся»2. Судя по составу воинских частей, указанных в обобщенных данных о «потерях»,— это в подавляющем большинстве были солдаты-бессарабцы.
Отказавшись от дальнейшего пребывания в румынской армии, солдаты расходились по домам, скрывались от расправы с ними разъяренных румынских офицеров, включались в вооруженную борьбу против оккупантов совместно с гражданским населением. Документами подтверждается, что такие вооруженные выступления имели место в селах: Гигеч и Вишинешты, Чимишлия, Малул-Мик, Березино, Каракуй, Яргора; в городах Сороки, Бельцы, Измаил (здесь имело место вооруженное нападение даже на румынские корабли речной флотилии), Болград3 и других населенных пунктах.
Уже из перечисленных выше событий, развернувшихся на территории Бессарабии в период ее освобождения, явствует, что в революционных действиях бессарабских трудящихся проявилась их глубокая любовь к долгожданной Советской власти и жгучая, годами накопленная ненависть к оккупационному режиму, к военно-полицейским порядкам. Эти чувства хорошо передаются в письме жителей Кишинева, группы рабочих электростанции, адресованном советским воинам-освободителям: «Кончился тяжелый кошмар, наступила новая эра. Новая жизнь началась для каждого из нас. Мы не находим слов, чтобы выразить вам нашу безграничную благодарность, дорогие товарищи»1.
В грандиозные революционные манифестации вылились .праздничные митинги и демонстрации трудящихся в первые же дни освобождения в Кишиневе, Бельцах, Измаиле, Аккермане, Бричанах, Единцах, Оргееве, Сороках и многих других населенных пунктах Советской Бессарабии. Нескончаемым потоком в адрес ЦК ВКП(б) и Советского правительства шли принятые на митингах резолюции, письма, телеграммы, в которых представители рабочего класса, трудового крестьянства, интеллигенции выражали беспредельную благодарность за избавление от капиталистического ига и готовность приступить к строительству новой жизни на свободной земле. «Мы безмерно рады и счастливы, что влились в семью великого советского народа,— говорилось в резолюции митинга трудящихся Атак.— С его помощью, под руководством Коммунистической партии и Советской власти мы перестроим нашу жизнь по-новому, по-советски»2. Трудящиеся Калараша в принятой на митинге резолюции выражали огромную благодарность за освобождение «из-под ига бояр, капиталистов, сигуранцы и фашистской румынской анархии» и заявляли, что «трудовой народ Бессарабии навеки вошел в состав великой Родины пролетариата — СССР»3. С восторженным энтузиазмом выражали свое отношение к мирному разрешению бессарабского вопроса и освобождению братского народа трудящиеся Молдавской АССР. Группа колхозников республики, участников Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве, писала в своем послании трудовому народу Бессарабии: «Мы всегда думами с тобой, а теперь рука об руку будем строить вместе счастливую, радостную и культурную жизнь»4.

Источник: В.П. Платон, "Против фашизма. За воссоединение с советской Родиной. 1934-1940/1983г.изд/