Присоединение Бессарабии к СССР(ч.8). Усиление борьбы трудящихся против угрозы антисоветской войны, за освобождение края
| [ ] |
10.07.2012, 15:18 |
Дальнейшее развертывание революционно-освободительной борьбы и антивоенного движения народных масс Бессарабии на завершающем этапе проходило в более сложных условиях. Установив монархо-фашистскую диктатуру в Румынии, Кароль II и его окружение предприняли ряд реакционных мер по укреплению своего господства. На второй день после совершения государственного переворота королевским декретом было введено повсеместно осадное положение. Специальными королевскими декретами были внесены дополнения к антидемократическим законам «О пресечении правонарушений против общественного порядка» и «О защите порядка в государстве»1. Под страхом смертной казни2 отныне запрещались всякая устная или письменная пропаганда против существующей формы государственного правления и призывы к классовой борьбе. Запрещение всех политических партий, ликвидация профессиональных союзов и замена их корпоративными организациями3 явились новыми звеньями в цепи антидемократических и антинародных мероприятий режима королевской диктатуры во внутренней политике.
Именно с этого времени начинается режим «коричневых полковников», назначенных префектами во всех уездах оккупированной Бессарабии. Им предоставлялась свобода действий в подавлении любых революционных выступлений, манифестаций, и в случае «неподчинения законам, нарушения правил или приказов» они имели право привлекать военные силы. А как они на практике осуществляли свои функции, можно судить по одной секретной директиве префекта Бельцкого уезда (февраль 1938 г.), адресованной всем своим подчиненным: «Первой и самой главной моей заботой на этом посту является принятие быстрых и энергичных мер по защите порядка (читай: по подавлению малейшего сопротивления.— В. П.) на территории города и уезда, применяя по необходимости все силы полиции, жандармерии и армии. Но для своевременного принятия диктуемых обстоятельствами мер я должен быть постоянно осведомлен о настроении населения города и уезда. В этих целях необходимо, чтобы каждый примарь, жандарм, полицай, квестор и претор в зоне своей деятельности непрерывно следил за населением и всеми находящимися в распоряжении средствами узнавал, что оно думает, что планирует, открыто или тайно (подчеркнуто нами— В. П.), и о результатах информации ежедневно сообщать в префектуру».
Внешняя политика правительства королевской диктатуры была направлена на дальнейшее сближение Румынии с нацистской Германией и фашистской Италией и подготовку к участию в антисоветской войне. Вступая в сговор с Гитлером, правители королевской Румынии шли на новое предательство национальных интересов страны, что проявилось, в частности, в заключении экономического договора с Германией в марте 1939 г. По этому договору развитие румынской экономики подчинялось нуждам военной машины третьего рейха и, что особенно следует подчеркнуть, усиливалась перспектива ускоренного политического сближения королевской Румынии с фашистской Германией. Это, собственно, не скрывали ни румынские, ни тем более германские заинтересованные круги. Буквально через 5 дней после заключения договора германская газета «Штутгартер НС Курьер» поместила статью (под многозначительным названием «И слезы льются...») своего политического редактора Германа Шпаннагеля, находившегося на протяжении шести месяцев в странах Юго-Восточной Европы, в том числе и в Румынии, где имел возможность детально ознакомиться с политическим климатом в этой стране после подписания договора. Этот нацистский эмиссар1 писал, что Румыния, которая когда-то в союзе с Францией и Чехословакией была сильной цитаделью Малой Антанты, «после устранения Титулеску начала отдаляться от опасных планов Франции... В этом направлении румыно-германский экономический договор является краеугольным камнем, и сама румынская пресса признала, что это начало будет способствовать и политическому сотрудничеству»2.
В период королевской диктатуры насильственная румы-низация края проводилась с особой яростью. В 1938 г. в рамках административной реформы, проведенной правительством королевской Румынии, Бессарабия была искусственно расчленена. Кишиневский, Оргеевский, Бендерский и Аккерманский уезды составили так называемый «Днестровский край» с центром в Кишиневе. Остальные уезды были приобщены к другим краям Румынии: Бельцкий и Сорокский — к Прутскому с центром в Яссах, Хотинский — к Сучавскому, Измаильский и Кагульский — к Нижне-Дунайскому с центром в Галацах. В результате такой «реформы» в подчинение краевым центрам, расположенным за Прутом, перешло 5 уездов, на которые приходилось 49,7% территории и 54,6% населения Бессарабии3. При этом следует иметь в виду, что от Бессарабии были искусственно оторваны именно те земли, на которых находились речные порты, обеспечивающие выход к морю, концентрировались рыбные промыслы и такие важные отрасли экономики, как сахарная и маслобойная промышленность. Разделяя население края административными границами, оккупанты надеялись разъединить революционные силы, ослабить народное сопротивление и создать лучшие условия для румынизации бессарабцев.
В феврале 1938 г. военным командованием 3-го армейского корпуса было запрещено издание какой-либо литературы не на румынском языке, в том числе и буржуазных газет «Бессарабская почта», «Бессарабское слово», «Время», «Радиоэкспресс», выходящих в Кишиневе на русском языке1. Новая волна репрессий захлестнула так называемых «бесподанных» рабочих, служащих, ремесленников и мелких торговцев. Повсеместно проводились «ревизии» состава работающего персонала, увольняли с работы тех, кто не устраивал оккупантов, самым низким образом оскорбляли национальное достоинство человека. Причем в эту категорию попадали представители всех национальностей, которых пренебрежительно называли «хаймат-лос» — без национальности. В итоге очередной такой «ревизионной» кампании на предприятиях и в учреждениях города Кишинева в июне 1938 г. полицейские власти пришли к выводу, что в таком бесправном положении «находится большее число населения города, главным образом представители самых неимущих социальных слоев», которые требовали «считать их инородцами2 и обязать соответствующих патронов заменить их работниками румынской национальности». Оккупанты строго запрещали пользоваться любым языком, кроме румынского. В учреждениях, на предприятиях, в общественных местах — повсюду были вывешены таблички с надписями «Говорите только по-румынски». За разговоры по-русски жестоко избивали, предавали суду «виновных». Коммунистка-подпольщица из села Елизаветовка Сорокского уезда А. П. Навроцкая вспоминает: «Однажды, во время разговора в примарии, когда я упомянула русские слова «ну, да», меня избили до потери сознания».3
Созданные в Бессарабии организации «Фронта национального возрождения» использовались в целях румынизации края, пропаганды национализма, великорумынского шовинизма, антикоммунизма и ненависти к Советскому Союзу. Оккупантами поощрялась любая подрывная деятельность в крае фашистских организаций и гитлеровской агентуры. Румынским правителям хорошо было известно, что, особенно после Мюнхенской трагедии, нацисты усилили свою деятельность в странах Юго-Восточной Европы и что на проведение гитлеровской пропаганды и шпионажа секции нацистской партии в Румынии в конце 1938 г. получили из Берлина около 20 млн. марок (80 млн. лей)1, но никаких мер по пресечению подобных действий не принималось. Оккупационные власти Бессарабии постоянно были информированы о происках гитлеризма в оккупированном крае. Здесь свободно издавались фашистские газеты, ввозилась фашистская пресса и литература из-за границы, и все это вполне устраивало душителей революционно-демократического движения в Бессарабии. В отчете о состоянии гитлеровской пропаганды в Бендерском уезде за 1938 г. отмечалось, к примеру, что «цель гитлеровского движения заключается в том, чтобы возвышать германскую расу и оказывать ей помощь в экспансии на Восток (Украина и нефтяная область Каспия). Для этого они (гитлеровцы.— В. П.) организовываются на экономической, культурной и политической основе в допущенных законом пределах...»2.
В годы королевской диктатуры усилился процесс милитаризации страны, росла армия, увеличивались расходы на военные нужды, чего не скрывали правители королевской Румынии. В июне 1939 г. в румынском парламенте выступил с речью премьер-министр А. Калинеску. Всячески восхваляя режим королевской диктатуры, румынский премьер отмечал, что министерства обороны и вооружений, Румынии провели интенсивную деятельность во всех областях вооружений, а генеральный штаб «пересмотрел и уточнил все работы, связанные с организацией войск, мобилизацией и реквизициями». Он подчеркнул, что гонка вооружений в Румынии усилилась именно в период режима королевской диктатуры, и, чтобы не быть голословным, привел такие данные: с 1930 по 1938 г. военные расходы Ру-мынин составили 25 млрд. лей; с февраля 1938 по февраль 1939 г.— 11 млрд. лей, а с февраля 1939 по июнь того же года — 25 млрд. лей. «Следовательно, — говорил премьер, — за четыре месяца (1939 г.— В. П.) были размещены заказы государства на 60% всех средств, отпущенных на вооружение»1. Не менее откровенным был и другой премьер королевской Румынии, Г. Татареску. В ноябре 1939 г. он выступил по румынскому радио с программной речью нового правительства и призвал народ потуже затянуть ремень, ибо «затраты, которые производятся на вооружение, фортификационные и мобилизационные работы, исчисляемые миллиардами лей, не могут быть покрыты иначе, чем за счет налогов и сборов»2. Он также извещал, что правительство Румынии приняло ряд мер для осуществления намеченных планов вооружения страны, среди которых и такие, как пересмотр местных бюджетов в сторону мобилизации всех средств на «обеспечение массивных заказов для оснащения армии»3. По свидетельству газеты «Курен-тул», только «военным займом» к началу 1940 г. от населения было выколочено более 10 млрд. лей4, а военные расходы Румынии в 1940 г. составляли 16,2 млрд. лей5. Как показывают документы румынского военного министерства, на военные приготовления за период с марта 1939 г. по 22 июня 1941 г. было израсходовано 71 млрд. лей®.
Форсированная подготовка к войне, гонка вооружений, развернувшееся строительство военных объектов в Бессарабии, особенно после объявления ее «военной зоной»7, привели к полной милитаризации края и принесли новые бедствия трудящимся массам. Мобилизация в армию мужского населения лишала многие семьи кормильцев. Для взносов по так называемым займам на вооружение крестьян вынуждали продавать последние пожитки. В массовом порядке проводились реквизиции, гражданское население выгонялось насильственно на строительство военно-стратегических объектов. Вдоль Днестра на протяжении 300 километров при консультации иностранных военных специалистов возводились военные сооружения, строились стратегические дороги. К 1940 г. Бессарабию буквально наводнили войска. На ее территории были созданы огромные склады вооружений и амуниции; аэродромы в Кишиневе, Аккермане, Измаиле были переоборудованы на военный лад; в Хотине, Липканах, Флорештах, Калараше, Ганчеш-тах, Сынжере, Оргееве, Болграде и Кагуле были построены полевые аэродромы для военных самолетов.
Превращение Бессарабии в военную зону «Восточного фронта» неимоверно тяжким бременем легло на плечи трудового народа. Это признают сами оккупанты. «Отсутствие рабочих рук в сельском хозяйстве в связи с мобилизацией, а также отсутствие рабочего скота и сельскохозяйственного инвентаря приводит к тому, что труд земледельцев не приносит желаемых результатов»,— фиксировалось в отчете органов «Фронта национального возрождения» за январь 1940 г. Далее отмечалось, что «появление войск, которые пророют траншеи в районе Бравичи, т. е. внутри уезда, вызывает у населения озабоченность»
. А вот вынужденная констатация комиссии содействия при префектуре Лапушнянского уезда: «Мясо сильно подорожало по причине большого потребления воинскими частями и такое положение угрожает сокращением количества остро необходимого рабочего скота» (подчеркнуто в документе.— В. П.) В уезде создалось настолько серьезное положение, что комиссия приняла решение запретить вывоз скота в другие районы и «обратиться к командованию войск с просьбой распорядиться, по возможности, о реквизиции скота и в других районах, где меньше войск»*. В других документах читаем: «Среди рабочих замечается сильное недовольство из-за того, что всю зиму они сидели без работы, а теперь (апрель 1940 г.— В. П.), когда потеплело немного, их призывают в армию, оставляя семьи без никакой помощи».1 «Большинство населения Вадул-луй-Водэ полностью лишено куска хлеба и не может работать без питания на различных земляных работах, столь необходим мых в нынешних условиях»2 (май 1940 г.) Это лишь некоторые извлечения из множества подобных документов ок-* купационных властей, еще раз доказывающие, что режим королевской диктатуры для трудящихся Бессарабии озна-' чал дальнейшее усиление политического национального гнета, ухудшение их социально-экономического положения.
С особой жестокостью преследовалась режимом королевской диктатуры революционно-освободительная борьба в крае. По Бессарабии прокатилась волна новых массовых арестов подпольщиков-революционеров и подозреваемых в сопротивлении королевскому режиму или в принадлежности к революционным организациям. Их варварски избивали и пытали в застенках сигуранцы. Ветеран бессарабского революционного подполья, бывший секретарь областного комитета партии С. Д. Бурлаченко, последний раз арестованный 22 января 1940 г., так описывал истязания в застенках Кишиневской сигуранцы: «В течение двух часов (после ареста.— В. П.) шеф сигуранцы пытался деморализовать меня. Видя, что остаюсь несгибаемым, бестии... сказал, что прежде чем расстреляют, он хочет меня пытать... Начались избиения. Целыми часами били по ступням резиновыми прутьями. Когда терял сознание, обливали водой и снова продолжали избивать... На второй день начались допросы, очные ставки и опять побои... Так продолжалось 21 день. Затем был брошен в военную тюрьму. Долгое время из-за побоев я болел...»3
Крупнейшей судебной расправой в этот период был процесс над 113 коммунистами, комсомольцами, членами Демократического блока в июле 1938 г. в военном трибунале 3-го армейского корпуса4. Вся жизнь лиц, когда-либо отбывавших наказание в тюрьмах королевской Румынии за революционную деятельность, теперь подвергалась постоянному придирчивому контролю карательных органов. «С меня взяли подписку о невыезде, — вспоминал И. Ф. Шимков.— Кроме того, мне предписывалось ходить на работу по строго определенным улицам, не появляться в городе по вечерам, еженедельно отмечаться в сигуранце»1. Тысячи других людей были взяты под надзор полиции.
Фашистский режим королевской диктатуры не смог сломить сопротивление рабочего класса и трудового крестьянства, всех прогрессивных сил края усилившемуся со-ниально-политическому и национальному гнету. Однако, в силу изложенных выше обстоятельств, условия борьбы трудящихся масс в этот период во многом осложнились. Партийная организация вынуждена была уйти в еще более глубокое подполье. С запрещением политических партий в определенной степени сузились возможности коммунистов распространять свое влияние на определенную часть трудовых масс, ранее объединенных в различных организациях, обществах, в том числе и низовых организациях буржуазных национал-царанистской и радикал-царанистской партий. Правда, коммунисты довольно широко и небезуспешно использовали рабочие корпорации для связи с массами. Но для того, чтобы перестраиваться с учетом новых условий, потребовалось время.
Вместе с тем следует отметить, что к этому времени партийная организация края значительно окрепла, обогатилась опытом руководства революционными боями прошлых лет, выросла численно. К маю 1940 г. в ее рядах насчитывалось 375 коммунистов2. Многие коммунисты и революционеры, которые ранее были осуждены оккупантами, к концу 30-х годов освободились из тюрем, где прошли суровую, но в то же время и полезную школу идеологической закалки, стойкости и мужества и активно включились в работу. Среди них И. Шимков, С. Бурлаченко, Д. Волтурин, С. Ревенялэ, Ф. Рабинович, А. Шабион и многие другие. Именно в этот период, и это не случайно, оккупационные власти все настойчивее требовали санкций Бухареста собрать всех «бывших осужденных лиц за коммунистическую деятельность и отправить их в Старое королевство, так как они являются теми элементами, которые постоянно поддерживают идею освобождения Бессарабии Советским Союзом»3.
В обстановке господства реакции и фашистского произвола, кровавого подавления любого выступления против деспотических порядков коммунистическая организация Бессарабии считала своей важнейшей задачей сохранение и укрепление рядов революционного подполья как основы дальнейшего развертывания освободительного движения трудящихся. Она также возглавила борьбу масс против королевской диктатуры и опасности антисоветской войны, за освобождение и воссоединение с Советской Родиной. Важным этапом укрепления революционного подполья явилось воссоздание бессарабского комсомола, в организации которого к этому времени объединялось 511 комсомольцев1.
За более чем двадцатилетний период борьбы значительно окреп, политически вырос и обогатился опытом классовых боев пролетариат Бессарабии. Не прошли бесследно годы бурных забастовок и уличных демонстраций на протяжении всего периода оккупации. Своими революционными действиями рабочий класс оказывал благотворное влияние и на трудовое крестьянство, что проявлялось в совместных действиях против социального и национального гнета. Все эти акции трудовых масс Бессарабии вливались в общий поток революционно-освободительной борьбы.
Успешное осуществление социалистического строительства в СССР, бурный рост экономики братских республик, в том числе и социалистические преобразования в Молдавской АССР, являлись зримым маяком, освещающим путь к избавлению от нищеты и бесправия, к счастью и благосостоянию для трудящихся оккупированного края. Принципиальная и твердая позиция Страны Советов в бессарабском вопросе, категорические заявления Советского правительства о том, что СССР никогда не признавал и не признает захват и аннексию Советской Бессарабии законным актом, вселяли надежду в сердца трудового народа и уверенность в скором избавлении от оккупантов.
О росте притягательной силы трудового народа Бессарабии к Советскому Союзу и банкротстве колониального режима в глазах подавляющего большинства населения оккупированного края в какой-то степени свидетельствуют и результаты участия населения Бессарабии в парламентских выборах 1937 г.: 51,7% избирателей, внесенных в списки, в сравнении с 69,3% избирателей в 1931 г., а по отдельным уездам этот процент еще ниже. Например, по Кишиневскому уезду в 1931 г. участвовало в выборах 57% избирателей, внесенных в списки, а в 1937 г.—33,9; по Оргеевскому уезду — соответственно 70,4 и 41,8; по Бендерскому — 65,0 и 45,3; по Кагульскому — 65,3 и 43,8; по Бельцкому — 67,9 и 46,6%Неучастие в выборах —это своеобразный протест населения против существовавших порядков капиталистического строя, против террора и насилия, социального и национального гнета, царивших в оккупированном крае, что проявилось также и во время плебисцита по принятию королевской конституции в феврале 1938 г. Под страхом наложения штрафа 500 лей и применения репрессивных мер избиратели обязывались в принудительном порядке являться на голосование. «Те избиратели, которые не примут участие в голосовании и не смогут обосновать свое отсутствие,— отмечалось в распоряжении уездных префектов по этому поводу,— немедленно будут наказаны со всей строгостью»2. Несмотря на грозные предупреждения, бойкот плебисцита наблюдался повсеместно. Например, по Кишиневскому уезду в плебисците приняло участие 86,5%3 избирателей, внесенных в списки открытого голосования, а по Бендерскому уезду только 79,8%4. Несомненно, что и по другим уездам процент принявших участие в плебисците не был выше. В этом сказалась активная деятельность коммунистов. Как только стало известно о назначении даты проведения плебисцита по новой конституции, Бессарабский обком партии дал указание членам партии и особенно молодежи «провести оживленную пропаганду среди рабочих города и крестьян на селе, чтобы воздержались от участия в плебисците в день 24 февраля»5.
Под влиянием вышеуказанных факторов внутреннего и внешнего характера и развивались революционно-освобо-дительная борьба трудящихся масс Бессарабии и антивоенное движение в период режима королевской диктатуры. Рабочее движение характеризовалось в эти годы стачечной борьбой против эксплуататоров,в ходе которой основными требованиями оставались повышение зарплаты, особенно под влиянием резкого удорожания стоимости жизни, соблюдение 8-часового рабочего дня, улучшение условий труда и др. Забастовщиками смело выдвигались и решительно отстаивались требования о признании фабричных комитетов, заключении коллективных трудовых договоров между рабочими и предпринимателями и соблюдении их условий.
В 1938 г. активную стачечную борьбу вели печатники ряда типографий, рабочие маслобойных и пищевых предприятий Кишинева, водители бельцкого отделения бухарестского акционерного общества «Сэжята» («Стрела»), рабочие лесопильного завода в Кишиневе и портовые грузчики Бугаза, рабочие мукомольных и маслобойных предприятий города Сороки и другие. Две недели продолжалась забастовка рабочих типографии «Типарул молдове-неск», где печаталась газета «Вяца Басарабией», и закончилась частичной победой рабочих1. В середине мая того же года возник коллективный конфликт между техническим персоналом и администрацией газеты «Газета Баса-рабией». На попытки администрации заставить рабочих принять предупреждение об увольнении последние воспротивились, выдвинув свои требования: предоставить положенные отпуска за 1938 г., разрешить по 2 часа в день для поиска работы, оформить платежные книжки в больничную кассу и выдать каждому рабочему справку об удержании налогов. Все это рабочие потребовали зафиксировать в письменном виде2. При рассмотрении конфликта в инспекториате труда администратор газеты отказался от попыток увольнения рабочих, выдвинув требование сокращения им зарплаты, мотивируя тем, что газета испытывает финансовый кризис. Рабочие не согласились принять это условие и благодаря настойчивости своих уполномоченных (И. Марков, П. Коломейченко, Ф. Дударенко, М. Степанова) добились отказа администрации от своих намерений3. Решительными действиями через инспекториат труда рабочие маслобойного и лесотарного заводов в Кишиневе в сентябре— октябре 1938 г. заставили владельцев этих предприятий отказаться от локаута и выплатить аванс нуждающимся рабочим до возобновления работы4.
Затяжной трудовой конфликт произошел между рабочими-пекарями и владельцами 44 пекарен, в который были вовлечены 225 рабочих и 86 безработных пекарей5. Причиной его возникновения явился отказ владельцев хлебопекарен города принять новые условия работы и оплаты труда, выдвинутые рабочими в коллективном договоре. Конфликт начался 18 декабря 1938 г. и завершился подписанием коллективного договора 8 июля 1939 г.1 Характерно, однако, что, подписав договор, хозяева пекарен и не помышляли выполнять его условия, ссылаясь при этом на то, что на их стороне закон о корпорациях, который «запрещает рабочим применять забастовку как средство давления на патронов»2. Но рабочие не отступали. Они через руководство корпорации рабочих-пищевиков направили протест министру труда, резиденту «Днестровского края» и в инспекториат труда, в котором отмечалось, что в результате длительных переговоров между делегациями рабочих и хозяев пекарен в инспекториате труда был подписан коллективный договор и зарегистрирован в Палате труда. Однако прошел уже месяц со дня подписания контракта, но хозяева заявляют, что не хотят слышать о существовании такого контракта и не будут соблюдать его условия, что заставило всех рабочих-пекарей явиться в корпорацию, требуя принятия мер по соблюдению трудового коллективного договора. Если не будут приняты меры, говорилось далее в протесте, чтобы «заставить патронов соблюдать условия коллективного договора, то корпорация снимает с себя ответственность, если рабочие-пекари бросят работу и объявят забастовку»3. Рабочие добились выполнения своих требований только через судебные органы в октябре 1939 г.4 Так же решительно и настойчиво действовали рабочие бельцких маслодельных заводов и мукомольных предприятий, которые требовали увеличения зарплаты на 5—10%, признания заводских комитетов и подписания коллективного договора. Когда стало очевид-' ным, что инспекториат труда преднамеренно затягивает решение жалобы, рабочие обсудили положение на своих собраниях, избрали делегацию и направили ее в Палату труда с предупреждением, что «если не решится вопрос в установленный срок, они объявят забастовку»5.
По данным Кишиневской палаты труда, в Бессарабии в 1938 г. имели место 428 трудовых конфликтов6. Это свидетельствует о том, что, несмотря на полицейский террор и запрещение властями забастовок, рабочий класс активно продолжал борьбу за удовлетворение своих насущных требований. Были, конечно, и неудачи в рабочем движении, как, скажем, выступление в июле 1938 г. портовых грузчиков Бугаза. Они требовали заключения коллективного договора, закрепляющего условия работы и оплаты труда с иностранными экспортными фирмами «Дрейфус» и «Сочерекс». Администрация порта отказала грузчикам в праве на заключение коллективного договора, ссылаясь на Устав организации работы в портах1. Не смогли отстоять полностью свои требования шоферы уже упомянутого отделения румынской автобусной концессии «Сэжята» в начале января 1938 г. Коллективный конфликт завершился в арбитражной комиссии тем, что администрация отказалась от намерения увеличить продолжительность рабочей смены, а водители согласились на некоторе снижение заработков2. Однако не эти отдельные факты определяли степень остроты классовых боев в Бессарабии в указанный период.
Целым рядом рабочих выступлений был отмечен 1939 г. Среди них наиболее активными и решительными были действия рабочих 58 обувных мастерских и табачной фабрики в Кишиневе3, мукомольных предприятий в Бельцах4, Бендерах5 и других городах Бессарабии. Во всех этих случаях рабочие добились удовлетворения своих требований. На Кишиневской табачной фабрике трудились в невыносимых условиях около 250 работниц. «Все работницы трудятся, как рабыни, под страхом, что если будут жаловаться, их выбросят на улицу»6,— отмечается в одном из полицейских отчетов. Полицейский чиновник не мог скрыть перед вышестоящим начальством и то, что каждую работницу ежедневно заставляли трудиться сверхурочно без до
полнительной оплаты, что позволяло администраторам фабрики присвоить ежегодно 150—200 тыс. лей. «Правда и то, — отмечается далее, — что почти все работницы болеют туберкулезом, так как их заставляют ежедневно выполнять изнурительную работу сверх своих сил»1. На протест в связи с нечеловеческими условиями труда и низкими заработками администрация фабрики объявила об увольнении большой группы работниц. Но рабочая солидарность и энергичные действия всех работающих заставили фабрикантов восстановить на работе 80 уволенных работниц, а позднее помогли добиться увеличения зарплаты, выплат за сверхурочные работы»2.
Внушительными были забастовки бельцких металлистов, рабочих маслобойных заводов «Флора» и ряд выступлений рабочих сахарного завода осенью 1939 г.3 Они добивались повышения заработной платы и прекращения издевательств. В затяжной трудовой конфликт вступили 22 сентября 1939 г. 80 грузчиков Кишиневской железнодорожной станции с коммерсантами и крупными экспортерами зерна. Рабочие требовали урегулирования оплаты труда за погрузку и разгрузку вагонов на ст. Кишинев и товарных складах в городе. Под напором грузчиков коммерсанты вынуждены были пойти на уступки и увеличить оплату за погрузку и разгрузку строительного леса на 40— 50%4, металлолома — на 16—25, фруктов, орехов и цитрусовых — на 25, каменного угля — на 50%б.
В связи с ростом дороговизны и усилением эксплуатации все активнее включались в борьбу и другие слои населения. Кишиневские торговые работники, к примеру, в июне 1939 г. выражали недовольство тем, что трудятся в тяжелых условиях «с утра до ночи за низкие заработки, не обеспечивающие их существования»6. Почти еженедельно возникали «острые трудовые конфликты из-за того, что хозяева отказываются повысить жалование»7. В упЪрной борьбе с предпринимателями добились повышения жалования на 300—400 лей в месяц служащие бельцких частных предприятий торговли8.
Все более острой становилась классовая борьба в деревне в последние годы оккупации. Размещение на территории Бессарабии огромного количества воинских частей, поборы на их содержание, на строительство военных объектов и стратегических дорог оборачивались пагубными последствиями для всего населения оккупированного края, особенно для трудового крестьянства. В этих условиях борьба против оккупантов приобретала новые формы, наполнялась новым содержанием. Материализация призывов коммунистов к усилению борьбы против режима мо-нархо-фашистской диктатуры и военных приготовлений румынской военщины нашла конкретное выражение в повсеместных отказах крестьян платить налоги и нести военные повинности, поставлять скот, сельхозпродукты, фураж, транспорт по реквизициям, в открытом сопротивлении оккупантам при экспроприации земель1 для строительства дорог, полевых аэродромов и других военных объектов.
В обзоре о положении на селе (март 1938 г.) информационный бюллетень генерального инспекториата жандармерии отмечал ряд крестьянских выступлений в селах. В нем, в частности, указывалось, что 800 крестьян села Вул-канешты организовали демонстрацию перед сельской при-марией с требованием принять меры по возврату им земли, ранее находившейся в совместном владении, самовольно захваченной кулацкими элементами села2. В апреле — мае 1939 г., как свидетельствуют архивные документы, имели место крестьянские выступления в ряде сел Кишиневского уезда. Крестьяне села Когылничены выразили открытое недовольство решением властей установить новый порядок пользования пастбищами, при котором повышалась плата за содержание скота. Во время сельского схода один из жителей призвал крестьян «сохранить прежний порядок пользования пастбищами и не допустить вмешательства властей в их дела»3. При этом крестьяне отказались выполнить требования властей и разошлись по домам.
Трудовое крестьянство Бессарабии, как и в прежние годы, активно сопротивлялось фискальной политике оккупантов. Повсеместно были отмечены антиналоговые выступления, факты изгнания из сел ненавистных перчепто-ров, стычки с жандармами. В одном из отчетов Бессарабского областного комитета партии за 1939 г. ЦК КПР приводятся факты развернувшейся острой классовой борьбы в бессарабской деревне. Против насильственной конфискации имущества за неуплату налогов у жительницы села Копанка выступили все крестьяне. «Узнав об этом по возвращении с поля,— читаем в отчете,— все село направилось к фискальным властям и вернули секвесгрированные вещи»1. Против дополнительных налогов, сборов и насильственного их взимания выступили крестьяне Новой Килии, Будешт, Новых Чекан и других сел2. На этой же почве выразили письменный протест властям более 500 крестьян и портовых извозчиков Рени3.
Широкий размах получила борьба крестьян по всей Бессарабии за отмену разорительного налога на виноградные насаждения (3 тыс. лей с га) и закона о выкорчевывании в принудительном порядке виноградников гибридных сортов. Сотни и тысячи жалоб, протестов по этому поводу поступали в адрес оккупационных властей. Отношение крестьян к этим законодательным актам хорошо передается в полицейском донесении от 13 февраля 1940 г. В нем зафиксировано: «...владельцы виноградников гибридных сортов недовольны законом, обязывающим их выкорчевать виноградники, говоря, что если даже будут наказаны, они не уничтожат их...»4 Делегации крестьян из Ганчешт, Бендер, Черниц и других сел побывали у местных властей, а также у королевского наместника, который под давлением крестьян вынужден был обратиться в министерство земледелия и отменить налог с владельцев виноградников до 0,5 га5.
Под руководством коммунистов продолжалась активная работа по сбору средств в фонд помощи заключенным-революционерам. В городах и селах Бессарабии были созданы комитеты помощи политзаключенным, члены которых организовывали сбор средств среди рабочих и крестьян и собранные деньги передавали организациям МОПРа или непосредственно направляли политзаключенным в тюрьмах Румынии. Такие связи были налажены между рабочими Кишинева и политзаключенными тюрем в Клуже, Дум-бравенах, Яссах. «Мы ходили по домам и собирали деньги,—говорится в показаниях членов комитетов помощи политзаключенным, привлекаемых по процессу ИЗ в июле 1938 г.,— а также получали от родителей заключенных различные предметы, изготовленные в тюрьмах, продавали их и на вырученные деньги покупали продукты и посылками направляли политическим заключенным в тюрьмы». Активную работу по сбору средств в фонд помощи политзаключенным среди рабочих строителей, металлистов, стекольщиков, дубильщиков города Кишинева вели члены комитетов А. Креймер, Л. Криворук, М. Блиндер, Ш. Чор-ный и другие. 27 ноября 1938 г. жандармы арестовали группу крестьян сел Старо-Казачи, Кетросы и Старо-Ивановка Аккерманского уезда в тот момент, когда они находились в доме крестьянина Леонтия Котельника. Их обвинили в «сборе средств для заключенных коммунистов, проведении нелегального собрания и устной коммунистической пропаганды». При обыске жандармы обнаружили различные статуэтки из гипса с «коммунистической эмблемой и коммунистическими надписями», 12 квитанций об отправке денег политзаключенным в тюрьму Дофтана на сумму 5700 лей, 11 квитанций об отправке посылок с продуктами и 1 путевой лист — копия железнодорожной накладной об отправке 315 кг различных продуктов (2 мешка пшеничной муки, картофель, крупа и др.) тоже для «заключенных коммунистов в тюрьме Дофтана». При обыске в доме другого крестьянина из этой же группы также обнаружили квитанции об отправке политзаключенным Доф-таны 6500 лей и двух посылок с продуктами. На допросе в жандармерии крестьянин Котельник Леонтий Федорович заявил: «Признаю, что сегодня, 27 ноября 1938 г., ко мне в дом пришли Тырновой Игнат, Антоненко Герасим, Заболотный Иван, Котельник Алексей, Лужанский Александр, Колесниченко Михаил и Колесниченко Иван и здесь мы обсуждали вопросы о жизни заключенных в тюрьме Дофтана. Михаила Колесниченко из села Старо-Ивановка рассказал нам о положении моего брата Котельника Ивана в этой тюрьме, осужденного к 10 годам заключения за коммунизм»1.
О высокой революционной сознательности и чувствах пролетарской солидарности говорит поступок 40 крестьян села Плопша Сорокского уезда. Они поработали одну ночь на клаке и вырученные деньги в сумме 2000 лей отправили заключенным-антифашистам в тюрьмы2. Участие широких масс города и деревни в нелегально проводившейся кампании по сбору средств и оказанию помощи политзаключенным следует рассматривать как одно из проявлений сопротивления трудящихся и всех прогрессивных сил политике фашистского террора режима королевской диктатуры.
Значителен был вклад трудового крестьянства Бессарабии в борьбу за срыв военных приготовлений Румынии. В условиях уже начавшейся второй мировой войны румынская военщина с лихорадочной быстротой форсировала завершение планов превращения края в плацдарм для нападения на Советский Союз. Поэтому антивоенная борьба, срыв военных мероприятий оккупантов приобретали первоочередную актуальность. В документах военных властей того времени (а именно они вершили все дела в зоне так называемого «Восточного фронта») содержатся многочисленные факты повсеместного отказа крестьян от военных поставок по реквизициям, невыполнения приказов о выходе на работу по рытью траншей, строительству военных объектов и др.
В ряде сел Кишиневского уезда (сентябрь 1939 г*) крестьяне отказались давать лошадей по реквизиции. Когда в селах Цыпала и Пугой появились шеф жандармского поста и представители воинских частей, они никого ие нашли, все крестьяне укрылись в полях, уклоняясь от воинских повинностей3. Месяцем позже штаб 2-й кавалерийской дивизии, дислоцировавшейся в Бельцком уезде, информировал органы, чго «на территории дислокации воинских частей дивизии проводится подрывная пропаганда, совершаются акты саботажа»4, а они своевременно не извещают об этом командование. В феврале 1940 г. Бендер-ский гарнизон требовал от полицейских, жандармских органов и сельских примарий принять срочные меры для оказания самой активной поддержки воинским частям в перевозке военных грузов, ссылаясь при этом на сообщения генерального штаба о том, что «армия встречает большие трудности в привлечении транспорта от жителей уезда, так как они не хотят предоставлять подводы даже за плату»1. Об этом же говорилось в директиве префекта Бен-дерского уезда от 19 февраля 1940 г. «Нам сообщают,— писал префект,— что население уезда не предоставляет необходимый транспорт армии, хотя она имеет приказ оплачивать его ежедневно»2. Более того, оккупационные власти выражали явное недовольство тем, что «большие группы жителей являются в воинские части и требуют возвращения реквизиций»3, главным образом транспорта и лошадей.
На строительство дороги военного значения Новые Трояны—Тарутино—Манзырь—Волонтировка, по подсчетам генерального штаба румынской армии, требовалось ежедневно сгонять 830 крестьян и 647 подвод, с тем чтобы полностью закончить строительство к 1 апреля 1940 г. Указанное количество рабочей силы и транспорта по приказу военных властей должны поставлять прилегающие к трассе села: Чадыр-Лунга, Твардица, Александрены, Ламбровка, Еленовка и Стурзены. Но строительство срывалось, в связи с чем после инспекторской проверки в начале февраля 1940 г. представитель генерального штаба королевской армии предписывал префекту Бендерского уезда принять самые строгие меры и обеспечить дорожно-строитель-ные работы необходимой рабочей силой и транспортом, так как «большинство крестьян отказывается выходить добровольно на работу»4. Не менее решительными были действия крестьян по срыву строительства военных дорог на другом участке. 17 апреля 1940 г. префект Бендерского уезда вынужден был констатировать в своей директиве, что «на новой трассе военной дороги Еленовка — Романовка — Комрат крестьяне не соблюдают указания военных властей, разрушили знаки обозначения трассы и самовольно перепахали участки земли, входившие в зону новой дороги»1.
Многочисленные факты свидетельствуют также об антивоенных выступлениях молодежи и женщин Бессарабии. Наиболее распространенными формами протеста против оккупантов в эти годы были отказ молодежи от прохождения допризывной военной подготовки и выполнения так называемых «общественных работ», уклонение от призыва в румынскую армию, дезертирство из армии, демонстрации и марши женщин. Против привлечения молодежи к допризывной военной подготовке выступил сельский сход крестьян села Яловены 1 мая 1938 г.2 Коллективные и индивидуальные отказы допризывников от выполнения приказов командиров призывных пунктов в 1939 г. имели место в селах Бубуечи3 Лапушнянского уезда, Делакеу, Шерпены, Спея Бендерского4, в ряде сел Сорокского, Бельцкого, Оргеевского уездов.
Активную борьбу против военных приготовлений оккупантов на территории Бессарабии вели женщины. Они несли основное бремя издержек по хозяйству в связи с реквизициями и мобилизацией мужчин в армию. Эту печальную действительность не скрывали и оккупационные власти. «Одновременно с реквизициями была проведена и мобилизация,— читаем в одном из полицейских отчетов за январь 1940 г.,— и таким образом, лишившись скота, в армию уходил и хозяин, оставляя дом и не обеспеченную питанием семью... По причине вышеизложенного многие семьи не были в силах обеспечить свое существование, а тут и перчептор приходит и, не принимая во внимание трудности дня, прибегает к конфискации имущества за недоимки...»5. В городах и селах Бессарабии по инициативе коммунистов были созданы женские антивоенные комитеты (комитеты помощи женам мобилизованных), которые проводили большую работу в массах. Руководство деятельностью комитетов осуществлял женотдел Бессарабского обкома партии, возглавляемый коммунисткой Н. Бурлаченко (Черной)6. Наиболее значительными были выступления женщин в Лапушнянском, Бендерском, Бельцкоми Сорокском уездах, в ряде городов и уездных центров. В Унгенах в конце 1939 г. к месту расквартирования 55-го пехотного полка явились крестьянки — жены мобилизованных и потребовали «мобилизовать и их вместе с детьми, так как мужей забрали, скот забрали, а они остались помирать с голода»1. Подобные выступления состоялись в Липканах, Скулянах, где были созданы и действовали женские антивоенные комитеты. Более 180 женщин с детьми на руках собрались перед зданием примарии в Бендерах и потребовали оказания помощи и демобилизации своих мужей2. В Бельцах более 30 женщин явились в примарию и также потребовали от властей оказания помощи. Обещаниями примаря демонстрантки остались недовольны и колонной «направились в префектуру, где пожаловались префекту, требуя оказания денежной помощи для покупки топлива, пшеничной муки, сахара и др., так как у большинства из них по 2—3 детей»3. Во многих селах Сорокского уезда женщины «демонстрировали перед примариями, направляли множество жалоб с требованиями помощи и демобилизация мужей»4. Под лозунгами «Долой всеобщую мобилизацию!», «Долой антисоветскую войну!», «Верните наших мужей и сыновей!» прошла демонстрация женщин в Измаиле, которая была обстреляна полицией5. В конце декабря 1939 г. около 500 женщин Кишинева собрались перед резиденцией и потребовали оказания помощи. Получив отказ от резидента, демонстрантки осадили примарию города и добились удовлетворения своих требований. По этому поводу газета «Скынтея» писала: «Женщины демонстрировали под лозунгом «Нам не нужны ваши подачки! Требуем возвращения наших мужей!»6.
Антивоенное выступление женщин имело место в январе 1940 г. во время пребывания короля Кароля II в Кишиневе в связи с инспекцией войск на так называемом «Восточном фронте». Король прибыл в Кишинев 6 января 1940 г. В тот же день он принял парад войск и после окончания всей церемонии в окружении охраны он направился к командованию 3-го армейского корпуса. Но в это время собравшаяся масса людей прорвала военно-полицейский кордон и хлынула на площадь. Еле удерживая людской напор, охрана сопроводила короля пешком к резиденции королевского наместника. Сотни женщин, стариков выкрикивали свои требования, передавали письменные жалобы королю1. Выступления женщин оккупированного края свидетельствуют о том, что они вписали немало героических страниц в историю революционно-освободительной борьбы и антивоенного движения трудовой Бессарабии до последних дней оккупации.
В октябре 1939 г. в Бессарабии началось движение по подготовке к изгнанию оккупантов. Конкретное выражение* это движение нашло в создании и деятельности инициативных комитетов защиты бессарабской территории в период эвакуации румын. При расследовании вопроса о создании и деятельности гаких комитетов областной инспектор полиции небезызвестный Маймука заключал в своем циркуляре всем отделениям полиции городов Бессарабии, что «инициатива создания указанных комитетов исходит от некоторых представителей интеллигенции, известных как симпатизанты коммунистов» и что «эта инициатива носит всеобщий характер, касаясь всех городов Бессарабии»2. В продолжении того же распоряжения-циркуляра говорится, что в связи с созданием инициативных комитетов «среди членов коммунистических организаций и членов организации «Друзья СССР», которая охватывает, как известно, симпатизантов коммунистов, были розданы металлические значки в виде советской пятиконечной звезды, чтобы могли опознавать друг друга»3. Такие комитеты, были созданы в Кишиневе, Бельцах, Оргееве и Сороках4. Об их конкретной деятельности имеются сведения по городу Бельцы. За подписью «Комитеты защиты во время эвакуации румын из Бессарабии» некоторым чиновникам учреждений оккупантов были направлены письменные предупреждения о соблюдении требований программы действий комитетов. Подобное письмо получил и начальник бельцкого почтового отделения. Оно было немедленно передано командованию 14-й пехотной дивизии, разумеется, «для принятия мер», но его авторов так и не обнаружили. Зато целый переполох такие предупреждения произвели в среде оккупантов. В донесении от 6 октября 1939 г. командир бельцкого жандармского легиона отмечал, что в связи с подобными действиями и распространением известий о скором освобождении Бессарабии Советским Союзом служащие учреждений города и даже сельской местности «главным образом из Старого королевства, сильно обеспокоены..., что не принимаются никакие меры по подготовке к вынужденной эвакуации»1 и что они потеряли всякое доверие к своим подчиненным из местного населения, «которые в последнее время начали проявлять враждебное отношение к нам»2. 9 декабря 1939 г. Ясский областной инспектор полиции настоятельно требовал от своего подчиненного, начальника бельцкой полиции, продолжить расследование этих фактов, так как «из предпринятых до сих пор мер установлено, что эти комитеты созданы в большинстве городов Бессарабии» и что они начали действовать, «направив представителям власти предупреждения, в которых призывают их не допустить разрушений общественных зданий при эвакуации, оберегать население от жестокостей, возвратить реквизированное имущество и не оказывать сопротивление советским войскам, в противном случае вступят в действие вооруженные отряды»3. Активно действовали комитеты защиты от оккупантов вплоть до освобождения Бессарабии, о чем свидетельствуют сами оккупанты. В одном из отчетов, например, составленном после ухода румынской военщины из освобожденной Бессарабии, прямо говорится, что еще до того, как началась эвакуация из Северной Буковины и Бессарабии, «во всех городах и местечках были созданы городские комитеты», которые заранее решили подготовиться к встрече советских воинов-освободителей и не допускать грабежа и разорения населения оккупантами при оставлении территории.
Деятельность этих комитетов сыграла важную роль в подготовке населения к знаменательным событиям конца июня 1940 г. Через них коммунисты укрепляли веру трудового народа Бессарабии в скорое освобождение от ненавистного ига, вселяя уверенность в борьбе за достижение этой заветной цели. И не случайно поэтому простые люди, рабочие и крестьяне подневольного края все более откровенно и часто высказывали свое недовольство оккупационным режимом и восхищение Советским Союзом. Житель города Аккерман В. Осипенко в марте 1938 г., прочитав газету «Известия»1, выразился: «Как хорошо в Советском Союзе, очень хотел бы и я жить там»2. Военный трибунал осудил «виновного» к тюремному заключению3. В декабре 1939 г. на одном из нелегальных собраний рабочих складов акционерного общества «Соя» в Бельцах, в котором участвовало около 40 человек, рабочий В. Чиповенко заявил, что если Советский Союз решит военный конфликт с Финляндией, то непременно поставит вопрос об освобождении Бессарабии, а он, «как только Днестр покроется льдом, уйдет в Россию, вступит добровольно в армию и, если придется воевать против Румынии, он будет воевать, так как борьба будет вестись за освобождение Бессарабии»4.
Высказывания такого рода не были единичными. Они отражали настроение широких масс трудового народа, всех тех, кто желал скорейшего освобождения края от иноземных оккупантов. Это настроение хорошо подтверждается и другими фактами. В конце ноября 1939 г. в кинотеатре «Скала» в Бельцах демонстрировался советский документальный кинофильм «Парад молодости», который был встречен зрителями с огромным интересом. В полицейском донесении по этому поводу говорилось, что при появлении на экране портрета В. И. Ленина, при показе Кремля, И. В. Сталина, участвовавшего в различных торжествах, публика горячо аплодировала в зале. Сообщалось также, что в дни демонстрации советского фильма было замечено много людей, которые раньше никогда не посещали румынские фильмы, что вообще «в другие дни кинотеатр посещало ограниченное число зрителей, а вечером 27 и 28 ноября (дни демонстрации советского кинофильма.— В. П.) зал был переполненным»1. В связи с этим обеспокоенные военно-полицейские власти запретили его демонстрацию, «так как этот фильм пользуется слишком большим успехом и принят с восторгом здешней публикой»2.
По срочному требованию областного инспекториата полиции в декабре 1939 г. бендерской полицией была составлена специальная анкета (следует отметить, что, составляя подобные документы, полицейские чиновники учитывали реальное положение вещей). На вопрос об отношении населения к Советскому Союзу в ней указывалось, что в то время, когда распространялись известия о том, что Советский Союз не потерпит более отлагательств в решении бессарабского вопроса, население Бессарабии следило за каждым шагом его действий и «изменило отношение к нам; желая власти Советов в Бессарабии»3. На вопрос, что сделают коммунисты, если Советский Союз вступит в Бессарабию, дается ответ, что в случае осуществления такого предполжения само собой разумеется, что «коммунистические элементы перейдут на сторону Советов, чтобы помочь им в их действиях»4. И в заключение в анкете зафиксировано: «Коммунистическое движение в нынешних условиях представляет опасность, учитывая, что мы находимся в пограничной полосе, где население с антирумынскими чувствами довольно значительно»5.
Таким образом, вопреки грязным попыткам антисоветской пропаганды, клевете на первое в мире государство рабочих и крестьян, трудящиеся Бессарабии оставались верными своей социалистической Родине. В этом отношении весьма показателен и отчет одного из местных руководителей «Фронта национального возрождения» за март 1940 г. Говоря об отношении населения Бессарабии к Советскому Союзу, он вынужден был признать, что «в основном в молдавских селах только зажиточные (т. е. кулаки и помещики—В. П.) хозяева за нас, а остальные — главным образом бедняки (подавляющее большинство населения.— В. П.) — ждут перемен»1. Время действительно работало на «перемены», которые совершились в знаменательные июньские дни 1940 г.
Источник: В.П. Платон, "Против фашизма. За воссоединение с советской Родиной. 1934-1940"/1983г.изд/
|
| Категория: Бессарабия | Добавил: izmail-forever | Автор: izmail |
| Просмотров: 1605 | Загрузок: 0 | |
